Книга Розы на руинах - Вирджиния Клео Эндрюс

Он опустил лопату на голову папе, и тот молча, без стона, упал прямо с мамой на руках. А Джон еще раз занес лопату. Я подбежал и ударил его правой ногой так сильно, как только мог. Лопата выпала из его рук, и тут я еще раз ударил его в живот. Он захрипел и упал.

Барт – где же Барт?

– Джори, – окликнула меня бабушка, – унеси своих родителей из этого гаража как можно быстрее! Унеси подальше и поскорее, потому что, как только огонь достигнет гаража, тут все взорвется. Спеши! Не возражай. Я поищу Барта. А ты позаботься о моих детях.

Маму я поднял легко и легко перенес ее в безопасное место, но папу я тащил под дерево с трудом – и все-таки успел. Но в доме оставался Барт и – бабушка.

Джон Эймос Джексон очнулся и бросился в пылающий дом. Я видел в окне кухни, как они боролись с бабушкой. Он бил ее по щекам. Дым ел мне глаза, но я побежал к ней.

– Тебе это не удастся, Джон! – кричала она сквозь огонь и дым.

Я увидел, как она подняла над его головой тяжелый поднос венецианского стекла. Через мгновение он рухнул на пол как подкошенный.

Тут я увидел и Барта. Он пытался снять с гвоздя в гостиной тяжелый портрет.

– Мама, – всхлипывал он, – надо спасти маму. Мама, я уведу тебя отсюда, не бойся, потому что я… я такой же храбрый, как Джори… я такой же… я не могу, чтобы ты сгорела… Джон Эймос все врал, он не знает, чего хочет Бог, он не знает…

– Барт, – мягко позвала бабушка. Ее голос был сейчас так похож на мамин. – Я здесь, Барт. Ты можешь спасти меня саму, а не портрет.

Она вышла, сильно хромая, морщась при каждом шаге. Я подумал, уж не вывихнула ли она ногу.

– Пожалуйста, милый, пойдем, – взмолилась она.

Барт замотал головой:

– Я должен спасти маму! Ты не моя мама!

– Я – твоя мама, – раздался вдруг голос в дверном проеме.

Я резко обернулся, пораженный, и увидел маму, которая, шатаясь и вцепившись руками в косяк, стала упрашивать Барта:

– Милый, оставь портрет, и давайте все скорее уйдем из этого дома.

Барт взглянул на огромный портрет, который теперь пыталась снять бабушка.

– Я спасу маму, хотя она и ненавидит меня, – твердо сказал себе Барт и вновь взялся за портрет. – Мне все равно, пусть она больше любит Джори и Синди. Сделаю хоть одно доброе дело, и тогда все узнают, что я хороший и не сумасшедший.

Мама подбежала и стала целовать Барта в его грязное личико; но в это время комната начала наполняться дымом.

– Джори! – закричала бабушка. – Беги вызови пожарных, возьми с собой Барта, а я выведу маму!

Но мама сопротивлялась и не уходила. Даже когда я уже позвонил, объяснил, что произошло, и дал адрес, мама все еще стояла на коленях и прижимала к себе Барта.

– Барт, милый мой, если ты так и не можешь смириться с Синди, я отошлю ее обратно.

Он отпустил было портрет, глаза его расширились:

– Нет, ты не станешь…

– Я клянусь тебе. Ты мой родной сын, рожденный из любви к твоему отцу…

– Ты любила моего папу? – недоверчиво спросил он. – Ты правда любила моего родного отца? Даже если ты соблазнила и убила его, ты все равно любила?..

Я подбежал и схватил его за руку:

– Хватит, пойдем, или мы все тут сгорим заживо.

– Барт, иди с Джори, – сказала бабушка, – а я поддержу маму.

Здесь же, в гостиной, была боковая дверь, в которую обычно проскальзывал Барт, и я потащил его к ней, оглядываясь, идет ли мама. Бабушка почти тащила ее на себе, так плохо ей было.

Когда я выбежал из дому с Бартом, крепко держа его за руку, и приволок к дереву, под которым оставил папу, я увидел, как мама осела в руках бабушки, и дым скрыл их обеих из глаз.

Папа очнулся и утирал кровь, которая без конца лилась из глубокой раны сбоку головы. Увидев нас, он спросил:

– Бог мой, неужели Кэти все еще в доме?

Тут же с криком «Она погибнет!» Барт сорвался с места и побежал к дому. Я догнал его и свалил с ног. Он дрался, как сумасшедший:

– Я спасу, я спасу ее! Джори, пожалуйста, пусти!

– Тебе нельзя. Там с нею бабушка, она спасет ее!

Я прижимал его к земле, чтобы он вновь не ринулся в огонь, и в то же время пытался разглядеть, что с бабушкой и мамой.

Тут откуда-то появились мадам Мариша и Эмма и стали метаться между мной, Бартом и папой, который как-то умудрился встать. Он вытянул руки и, как слепой, в страшном дыму, пошел к дому, выкрикивая:

– Кэти, где ты? Выходи из дома! Кэти, я иду к тебе!

Тут маму с силой вытолкнули из двери, выходящей в патио. Я подбежал, помог ей подняться и отвел к папе.

– Никто из вас не должен погибнуть, – всхлипывая, пробормотал я. – Ваша мать спасла по крайней мере одного своего ребенка.

Но тут раздались крики и вопли. Огонь охватил черные одежды бабушки! Будто в ночном кошмаре, я смотрел, как она пытается сбить пламя.

– Падай на землю и катайся по земле, пламя погаснет! – прокричал папа и отпустил маму так стремительно, что она упала, а сам побежал к бабушке и начал катать ее по земле.

Огонь погас, но бабушка едва дышала. Она поглядела на папу долгим странным взглядом, и мир сошел на ее лицо – оно так и осталось спокойным и просветленным.

Мы еще ничего не понимали. Папа позвал ее, а потом опустился на колени и приложил ухо к ее груди.

– Мама, – как маленький ребенок, заплакал он над ней, – пожалуйста, не умирай, мне надо тебе сказать… подожди, не умирай…

Но она была мертва. Открытые глаза ее глядели в ночное зимнее небо.

– Ее сердце… – проговорил папа. – Оно готово было выпрыгнуть из груди, когда я катал ее по земле… а ведь у нее было здоровое сердце, как у ее отца… А теперь оно мертво… Но она умерла, спасая свою дочь.

Джори

Вот и рассеялись все облака в моей юношеской жизни; все недоразумения, все сомнения, все вопросы, которые я боялся задать, – все я вымел из уголков своего сознания, как пыль из углов.

Когда мы приехали с похорон бабушки, я думал, что жизнь теперь пойдет как прежде и ничего не изменится.

Но какие-то изменения произошли. Будто тяжесть спала с плеч Барта, и он снова стал тем же тихим, застенчивым маленьким мальчиком, каким был раньше, и снова был недоволен самим собой. Его психиатр утешил нас, сказав, что с возрастом это проходит, особенно когда у человека появляются друзья его возраста – и когда его окружают любовью и вниманием в семье.

Пока я пишу эти строки, я гляжу в окно и вижу, как во дворе Барт играет с шотландским пони, которого ему наконец подарили на Рождество. Осуществилось его заветное желание.