Книга Чёрная сова - Сергей Алексеев

Ближе к полудню к меланхолии начала примешиваться смутная тревога, причём он почуял источник угрозы — проявляющие странный интерес ряженые алтайцы. Почти два месяца не появлялись, тем паче в национальных нарядах, а тут началось прямо-таки монгольское нашествие, а что им надо — совершенно непонятно. Не исключено, что Репей затащил кунг на какую-нибудь их святыню, но можно ведь подъехать и сказать или пожаловаться властям, а не нарезать бессмысленные круги. Так и не тронув хлеба, кобылица вдруг подошла к лестнице и потянулась мордой к Терехову — просила защиты или ласки.

— Поскачешь сегодня, — прошептал он, — к своему жеребцу.

И вдруг отчётливо осознал, что не хочет отдавать — и не отдаст! — серую Репьёву! Надо искать ракетную ступень и проверять службу — пусть едет на своих лошадях, их больше десятка на заставе. И нечего насиловать исхудавшую, изголодавшуюся кобылицу, когда у Мундусова стоят закормленные овсом богатырские кони.

— Не отдам, — предупредил он, склоняясь к чуткому уху серой. — Нечего...

И в тот же миг понял, отчего пресёкся утренний радующий свет солнца и потекла река уныния: он не хотел, чтобы Жора ехал в бункер. Его подрубала и обессиливала одна только мысль, что Репей прорвётся сквозь заклятья и достигнет чертогов. Сам Терехов ни в какую чертовщину не верил, тем паче в шаманскую силу Мешкова, но понимал, что невольно вдохновил однокашника, обнадёжил. И, по сути, таким образом снял путы, разрушил предубеждения Репья, позволил ему достичь убежища Ланды. Конечно же, он теперь найдёт дорогу, прорвётся сквозь кордоны и уже сегодня вечером окажется рядом с ней.

Весь этот поток чувств и мыслей перемежался трезвым разумом и логикой: а почему нет? Почему Жора не может поехать к своей возлюбленной, которую ищет уже несколько лет, получив погоняло Луноход. Он выстрадал, заслужил право быть с ней! Такую любовь ещё поискать! Это не случайное увлечение потешника, который, не исключено, увёл Макуту, дабы отомстить за унижение. У него увели — и он увёл, всё логично, когда-то надо показывать клыки даже беззубым шутам...

Если бы Терехов ещё немного поперетирал эти каменные мысли в песок, то, возможно, пришёл бы к трезвому заключению, но достичь сознательного решения не позволили гости: Жора продолжал своё попечение и прислал милицию со следователем прокуратуры и судмедэкспертом. Но переборщил в своих стараниях: по личной просьбе начальника заставы, разбираться в происшествии на Укоке приехала женщина, заместитель районного прокурора, о чём лично и уведомила.

— По Мешкову давно нары горюют, — сразу же заявила она, дабы расположить к себе потерпевшего. — Симулянт ещё тот. Два года пенсию получал по первой группе. Дурил все медкомиссии! Спустили на тормозах, побоялись, что проклянёт или болезнь нашлёт. Все стали суеверными!

Прежде чем начинать допрос, она подпустила судмедэксперта, тоже женщину, которая натянула перчатки и взялась осматривать рану.

— Нужна срочная госпитализация, — заключила она. — Садитесь в машину.

И стала заклеивать рану, сменив окровавленные салфетки.

Ещё бы каких-то десять минут назад он бы повиновался судьбе, но одно только осознание, что вечером Репей возьмёт кобылицу и поскачет в чертоги, рушило всяческую логику.

— Не поеду, — прошептал Терехов.

— Это ещё почему? — изумилась следователь.

Ответ был так же короток, как и безответственен.

— Не хочу.

— Что за капризы? Затронуты жизненно важные органы!

— Ничего не затронуто, — тупо отозвался Андрей. — Не поеду.

— Придётся снимать швы, — пригрозила судмедэксперт и стала потрошить свою сумку. — Без наркоза.

— Не дам.

— Как это?

— Имею право.

Женщины переглянулись.

— Вы же говорить не можете! У вас повреждён голосовой нерв. Это серьёзно, — сказала судмедэксперт без напора, скорее предупреждала и была готова к любому ответу.

— Можно жить молча, — брякнул Терехов неожиданную для себя фразу.

Законники ещё раз переглянулись и только пальцами у висков не повертели: по глазам — так принимали за шизика, к которым, вероятно, привыкли.

— Напишем: от госпитализации отказался, — облегчённо произнесла следователь. — Переквалифицируем в менее тяжкие.

И на целый час началась мука допроса: фраза про жизнь молча, оброненная невзначай, как алмаз, получала сверкающие грани и превращалась в бриллиант. Ко всему прочему, он ещё ни кивать, ни отрицательно мотать головой не мог, поэтому переходил на сурдоязык, изображая что-то на пальцах. Мало того, прокурорша заявила, что съездить на место преступления в любом случае придётся, так что здесь уж Терехову не отвертеться.

Погрузились в трясучий ментовский УАЗ, поехали к злополучному бывшему стану близ могилы шаманки, и тут начались чудеса. Сначала увязалась кобылица, не желая оставаться в одиночестве, причём бежала рядом и заглядывала в окна машины, словно проверяя, там ли хозяин, и эта верность как-то приятно вдохновляла. Но когда приехали, в первый момент Андрей не узнал места, на котором простоял около пяти дней. Сначала спугнули стаю воронов, которые бродили по месту, где был кунг, а на самой площадке откуда-то появился свежеврытый столбообразный камень с привязанной к нему рогатой конструкцией, сделанной из обгоревшего палаточного каркаса. И на нём, как на алтарном дереве, трепетали на ветру цветные тряпочки, а внизу лежала россыпь осколков битого зеркала.

Всё это оказалось как раз на том пятачке, где Терехов боролся с Дарутой, однако ни на траве, ни на земле не было ни единого пятнышка крови — выклевали птицы, ни тем паче орудия преступления — ножа, который усиленно искали и который преспокойно лежал себе в блоке с электростанцией.

А далеко на горизонте, как изваяния, неподвижно стояла группа всадников в национальных одеждах. Причём некоторые держали в руках поднятые вертикально палки или копья, отчего напоминали древних монгольских завоевателей. Приезжие прокурорские на них и внимания не обратили, принимая всадников за местный колорит, однако Терехов догадался, кто разукрасил бывший стан, только непонятно зачем.

К радости следователя, милицейский оперативник всё же отыскал несколько капель красной жидкости, похожей на кровь, и скомканную жиденькую прядку жёлтых волос, предположительно вырванных с головы Даруты. На том сбор вещдоков подошёл к концу, и бригада отбыла в Кош-Агач. Напоследок судмедэксперт раздобрилась и оставила упаковку каких-то болеутоляющих таблеток, срок годности которых вышел, но употреблять ещё было можно. Прокурорша что-то нашептала судмедэксперту, но та покосилась на потерпевшего и обронила в сторону, почти его не стесняясь:

— Не будем... Наведёт ещё какую порчу, а у меня внуки.

Сказала просто, по-бабьи: похоже, всесильные следственные органы всё ещё опасались могущественного шамана.

Едва Терехов перевёл дух после такого обременительного нашествия, как на стан опять прискакали всадники. Ничего не объясняя, они спешились возле кунга и сбросили с коня живого барана со связанными ногами. Если это опять была посылка от Репьёва, то он уже окончательно перегибал с вычурной алтайской благодарностью. Пожарить шашлыков было бы неплохо, только не здесь и не сейчас — кусок в горло не полезет. Андрей хотел воспротивиться, отказаться: мол, я и резать овец не умею. Пусть тот, кто послал, сам режет и жарит! Но даже шёпотом не смог ничего произнести, только помахал руками и заперхал горлом.