Книга Казаки на персидском фронте (1915–1918) - Алексей Емельянов

Боже мой, Петроград под ударом! Неужели такой факт неспособен будет разбудить патриотизм в русских людях. Или нам придется продолжать краснеть за наше отечество, и безропотно согнув голову, терпеливо принимать удары судьбы!

Что тебе сказать про себя? Живу я как во сне или какой-то двойной жизнью! Дни проходят быстро, но как-то односторонние. Тело делает одно, а душа живет совершенно иначе и вдали. А мысли мои неустанно и ежеминутно летят к тебе! Папа, мой родной! Будь здоров, будь Богом храним. Береги себя, и не забывай твоего сына, который вероятно скоро просто сойдет со своего удивительного ума – от того расстояния, которое разделяет нас.

Крепко тебя, мамочку и девочек обнимаю.

Прощай.

Твой Дмитрий.

ГА РФ.Ф. 644. Оп. 1. Д. 170. Л. 75–75 об. Автограф.

Графине Н.С. Брасовой

№ 1

Казвин. Персия. 16 января 1917 г.

Наташа дорогая, мой милый друг.

Мне хочется сказать Вам, что хотя я так далеко, почти за 4000 верст от дома, от близких мне людей – мысли мои часто, очень часто идут к Вам. Очень хочется, но может быть и поздно, пожелать Вам всего, всего лучшего в этом только что начавшемся году. Дай Бог, чтобы для России этот год был бы действительно «новым», и порадовал всех тех, кто глубоко и искренно любят ее – нашу многострадальную родину.

Странно было получить от Вас телеграмму, где Миша просит полость от шведских саней моих. Значит у Вас настоящая, милая наша русская зима. Сколько я дал бы, чтобы снова иметь возможность катать Вас, как прошлой зимой. Очень хорошо было, милая, не правда ли! Что касается меня, то я уже успел попривыкнуть к новым местам, к моим новым товарищам. Они так мило и сердечно приняли меня, что их теплое отношение было большим мне утешением в далекой Персии. Здоровье мое теперь совсем хорошо. Но когда только приехал, то простудился и дней 10 болел – оставаясь конечно на ногах. Да и трудно здесь не простудиться, пока не привыкнешь, ибо климат в Персии какой-то странный. Днем солнце прямо греет, а ночью холодно и пронизывающе. Дома не приспособлены к холоду. Здесь все рассчитано на летний зной, доходящий до 65° Реомюра. Природа страшно однообразна. Растительности нет почти. Еще около моря (Каспийского) там имеются леса, а здесь ровно, пусто, однообразно. Повторяю, что теперь и к этому я привык. Иногда хочется живого слова друзей. Ведь письма почтой идут почти 3 недели. Ах, милый друг, Наташа родная. Как часто я вспоминаю наши милые разговоры, как недостают мне они. Будьте счастливы. Богом хранимы и меня не совсем забывайте. Обнимите крепко Мишу. Если не скучно напишите словечко. Пошлите на Невский, 41. 26 ян[варя] поедет человек ко мне, будет ездить каждую неделю. Ну, а за сим, если можно, позвольте по дружески, от всего сердца поцеловать Вас, руку Вашу. Прощайте.

Дмитрий.

Что делают, что чувствуют бедные ландыши. Как они далеко.

Прощайте милая!

ГА РФ.Ф. 622. Оп. 1. Д. 28. Л. 27–28 об. Автограф.

№ 2

Казвин. Персия. 6 февраля 1917 г.

Мой милый, хороший друг – дорогая моя Наташа!

Ваш милый подарок до слез тронул меня. У меня нет слов, нет умения, выразить всю мою благодарность. Вы вспомнили, что духи эти мне понравились. Вы подумали об этом. Славная Вы моя – спасибо от всей души! Ваша зажигалка уже, конечно, на мне. Ваш почерк на ней так живо будет напоминать мне Вас. А теперь еще такое длинное, ласковое письмо, которое я читал раз 10…

Далеко я, милый друг. Очень далеко, почти 4000 верст отделяют нас. Но если только есть такая вещь, как влияние расстояния, то Вы должны знать и чувствовать, как часто я думаю о Вас, как глубоко предан я Вам и как бесконечно, бесконечно Вы тронули меня своей присылкой!..

Что же Вам сказать о себе? Я здоров, даже очень! Кашель мой почти окончательно покинул меня. Жизнь я люблю по-прежнему, если не еще больше. Любовь к ней я впитываю вместе с чистым, прозрачным воздухом, вместе с теплыми, прекрасными лучами солнышка. Не даром Персия считает себя страной льва и солнца. И действительно солнца тут много. Днем, в ясный, безоблачный день, а таких тут очень много, температура доходила до 15–18 гр. (конечно на свету). Я много катаюсь верхом на чудном жеребце-текинце (подарок мне одного богатого перса). Кроме этого, я много гуляю пешком, читаю, пишу! Время идет быстро. Я духом не падаю. Настроение бодрое. И тверда моя вера в неисчерпаемую Милость Божию. Порой, вспоминая друзей, вспоминая часто, ох как часто Вас, мне делается грустно – хочется к Вам. А Вы не забывайте искренно преданного Вам и действительно любящего Вас друга.

Надо кончать, а нет сил бросить это письмо…

Ваш Дмитрий.

[P.S.] Обнимите Мишу. Очень я рад, и для него, и для общего нашего кавалерийского дела, что он, наконец, инспектор!

Очень, очень порадовался я и за Вас, милая, что, наконец, Вы установили нормальные отношения с семьей!

Душевный привет Джонни (имеется в виду Н.Н. Джонсон, который был позднее убит большевиками вместе с Михаилом Романовым в ссылке в Перми. – В.Х. и В.О.). Пусть думая обо мне, споет молитву Лоенгрина.

ГА РФ.Ф. 622. Оп. 1. Д. 28. Л. 30–37 об. Автограф.

Князю В.П. Палей

№ 1

Казвин. Персия. 8 февраля 1917 г.

Дорогой мой Бодя.

Спасибо тебе за милые строки. Поверь, что чуткое и трогательное отношение ко мне людей близких и которых я считаю своими друзьями глубоко трогает меня. Так и твои душевные слова, пришедшие ко мне за 4000 верст, живо напомнили дом и глубоко взволновали меня. Спасибо родной, еще раз, спасибо от души на счет меня лично. Ты не беспокойся. Мне не так плохо! Ты знаешь, человек ведь такое животное, которое привыкает ко всему. Так и я привык к новой обстановке. Штаб наш больше не стоит в деревне Аве, которая, между прочим, действительно была омерзительна. А перешел в город Казвин. Это окружной город, что-то вроде губернского. Тебе наверно понравились бы причудливые улицы Казвина, с их чисто восточной толпой. В ясный и даже теперь уже теплый солнечный день, на главной улице «Шахской» необыкновенное оживление. Персы ровно ничего не делая, слоняются взад и вперед, или просто сидят подобрав ноги на солнце. Женщины, конечно, все в чадрах – черных покрывалах с белым платком перед глазами. Если это привилегированное сословие, то женщины взамен белого платка имеют большой и очень некрасивый черный козырек, который, спускаясь от головы, заслоняет лицо. А если у такой носительницы черного козырька европейские лакированные сапожки – это или жена хана или как это не странно – проститутка. Эти последние очень охотно открывают свои лица, если только поблизости нету перса. А лица красивые. Очень длинные глаза, резко вычерченные брови, прямой красивый нос.

Да и вообще весь город напоминает немного библейские картины. Серого цвета дома, кое-где видны башни очень красивой мозаичной работы. Все это тебя бы заинтересовало бы и понравилось бы. Так что касается погоды, то она прекрасна! Почти нет дня, чтобы солнышко грело как у нас в Петр[ограде] в конце апреля. Совершенно голубое, безоблачное небо ласкает глаз и лишь вдали видны горы, верхушки которых покрыты ослепительно белым снегом. Горы эти обходят город Казвин почти кругом, т. е. со всех сторон, ибо он находится посреди громадной равнины на высоте 4 тысяч фут. А внизу, например, в гор. Энзели (порт на Каспии) уже цветут розы и начинают распускаться листья на деревьях.