Книга Гримпоу и перстень тамплиера - Рафаэль Абалос

Они достигли соборной площади, задержавшись в предместье, чтобы оставить лошадей на постоялом дворе и позаботиться о корме и питье для изнуренных животных. Служка, которому поручили лошадей, не проронил ни слова, так как был глух от рождения и изъяснялся жестами; еще он постоянно улыбался, и его улыбка, если такое возможно, сделалась шире прежнего, когда Сальетти вручил ему золотую крупицу.

Главные ворота собора оказались закрытыми. Друзья огляделись, высматривая, кто бы мог поведать им о причине этого — ведь по весне соборы и церкви всегда открыты. Сальетти приметил старца с окладистой бородой, пересекавшего площадь, и спросил того, почему на улицах тихо, а ворота собора закрыты. Старец объяснил, что в Шартре праздник: мол, с утра все горожане, дворяне и простолюдины, участвовали в крестном ходе, а затем отправились на другой берег, чтобы до рассвета жечь костры, пировать, пьянствовать и вообще шумно веселиться. Еще старик поведал, что открыт северный вход в собор, ворота Мастерства.

Эти слова возбудили любопытство Гримпоу, и юноша спросил старика:

— А почему ворота так называются?

— Через эти ворота в храм входят мастера — зодчие, каменотесы, писцы и учителя. Потому-то они никогда не закрываются, хотя в соборе пусто, — объяснил старик, пожелал доброй ночи и продолжил свой путь.

Гримпоу внезапно почудилось, что он узнает окрестности и сам собор, как если бы он бывал тут прежде, заходил в храм или не раз и не два видел его во сне; все символы и секреты, которые хранил собор, были ему известны, пускай смутные образы и рассеивались в сознании.

Вейнель и Сальетти обсуждали, какова жизнь в богатой и вольной Флоренции, а Гримпоу подошел к воротам, чтобы рассмотреть статуи у входа. Слева располагались мужская и женская фигуры на пьедесталах, а справа взирали на площадь фигуры трех мужчин и женщины. Все они держали в руках книги или свитки пергамента. Увидев их, Гримпоу сразу решил, что это изображения мудрецов тайного общества Уроборос; недаром они стоят, вооруженные книгами, единственным оружием знания, у входа в собор, где спрятан секрет мудрецов.

— Хватит торчать у собора, давайте искать вход. Где-то там должны быть колонны, за которыми скрывается лабиринт, — сказал юноша, обращаясь к Сальетти. Ему не терпелось приступить к поискам секрета мудрецов, пока в городе так тихо и спокойно.

Они обошли собор, восхищаясь его красотой и мастерством зодчих и каменотесов; храм казался поистине божественным творением, каждый его камень обладал собственным языком, как и говорил отшельник, встреченный когда-то в Ульпенсе. Это была речь в камне, речь подлинного искусства, речь человеческого воображения, способного создавать возвышенную, непреходящую красоту.

Вскоре они обнаружили неприметную лесенку, которая вела к железной дверце.

— Там, должно быть, крипта, — сказал Сальетти, пробуя открыть дверцу.

У него ничего не вышло, а Гримпоу вспомнилась мрачная и загадочная крипта церкви в деревне Корниль, в которой они отыскали Долину Солнца и саркофаг, где хранился манускрипт Аидора Бильбикума, а также прочитали историю философского камня.

Гримпоу отчаянно захотелось, чтобы колонны, обозначающие вход в лабиринт, отыскались не там, не в подземной крипте, где наверняка темно и страшно, как в Гадесе, преисподней древних греков.

Оставив дверцу крипты, они пошли вдоль собора, высматривая другие входы, приглядываясь к каждой капители и к каждому барельефу, а многочисленные статуи словно следили за ними со своих постаментов.

В северном фасаде нашлась открытая дверь — очевидно, те самые ворота Мастерства, о которых упоминал старик.

— Ну что, пошли? — спросил Сальетти.

В этот миг Вейнель заметила у входа две колонны с резными изображениями и со странной записью на латыни.

— Смотрите! — воскликнула девушка, указывая на колонны.

Гримпоу и Сальетти одновременно повернулись и взглянули на две сцены, вырезанные в камне, который будто заговорил с ними на своем чудесном языке.

— Ясно виден сундук на повозке, запряженной волами. На второй сцене человек набрасывает на сундук покрывало, а вокруг трупы, — проговорила Вейнель.

— И один из трупов, кажется, рыцарь с крестом храмовника, — добавил Сальетти.

— Это история девяти рыцарей храма Соломона, которые перевезли секрет мудрецов на повозке из Иерусалима во Францию. Они спрятали секрет — вот что значит покрывало на сундуке. Об этом и писал Аидор Бильбикум, — сказал Гримпоу.

— А что там за надпись на латыни? — спросил Сальетти.

— Ты понимаешь, о чем она? — уточнила Вейнель.

— Нет, я что-то не разберу, — признался Сальетти.

Гримпоу достал пергамент и уголек и скопировал надпись.

HIC AMITITUR ARCHA CEDERIS

— Если не ошибаюсь, у этих слов нет однозначного толкования. «HIC» значит «здесь, на этом месте»; «AMITITUR» — такого слова, по-моему, не существует, хотя на вид оно вполне латинское. Возможно, это производное от «amitto», что можно перевести как «посылать далеко» или, в нашем случае, «скрывать» — посмотрите на рисунок в камне. «ARCHA» — вероятно, «сундук», а вот «CEDERIS» меня смущает, я что-то не припомню такого слова. Быть может, это производное от «cedo», «уступать», или «дружить». В таком случае правильный перевод — «объединение», — подытожил Сальетти, явно гордый своими познаниями.

— Тогда получается, что эта надпись на какой-то странной латыни, гласит: «Здесь лежит присланный издалека сундук уступки — или сундук объединения», — сказала Вейнель.

Сальетти кивнул, потом неуверенно повел плечами и наконец ответил:

— Я не поручусь, но, думаю, это весьма приблизительный перевод.

— Если, как нам говорил доктор Умиус в Метце, древние мудрецы обожали загадки и шифры, тогда ничего удивительного, что эта надпись подражает латыни. Ее должны и способны понять лишь те, кто посвящен в тайну. Я с тобой согласен: эта надпись, пускай не впрямую, говорит о сундуке, что привезен издалека, — заключил Гримпоу.

— Я тоже согласна. Рельефы на этих колоннах наверняка изображают путешествие девяти рыцарей-тамплиеров, что перевезли секрет мудрецов из Иерусалима во Францию. И это те самые колонны, которые нарисованы на карте Незримого Пути и упомянуты в рукописи Аидора Бильбикума. Так что мы стоим у входа в лабиринт, осталось посеять зерно и увидеть, как прорастает цветок.

Когда они вошли в собор, тускнеющий закат еще освещал бесчисленные витражи в высоких нефах, и библейские сцены и картинки повседневной жизни на витражах сверкали и лучились всеми оттенками красного, желтого, синего, черного и зеленого. Наблюдая переливчатую игру красок и образов, Гримпоу понял, почему на карте Незримого Пути шартрский собор зашифрован словом «ARTE» — «искусство»: внезапно юноша заметал, что камень у него на шее засветился красным, как тлеющий уголек, — такое уже случалось однажды, в окрестностях аббатства Бринкдум.