Книга Заговор небес - Анна и Сергей Литвиновы

Весной девяносто восьмого года О'Гар обратился к своему терапевту с жалобами на усталость, быструю утомляемость, головокружение. Он думал – обычное весеннее недомогание, доктор пропишет ему витамины и, может быть, новомодный прозак. Однако его целый день продержали в клинике. К вечеру врач объявил ему приговор: рак крови. Шансы на выздоровление, конечно, есть, но они достаточно призрачны. «Сколько мне осталось?» – спросил О'Гар. «Год. От силы полтора».

После убийственного диагноза Джейк не стал менять своих привычек. Отупляющая работа в компании. По выходным – многолюдные вечеринки с коллегами по работе. Иногда – один-два парашютных прыжка в местном аэроклубе. Однако все чаще он стал проводить ночи без сна и все чаще задумываться, что и кого он оставит после себя на этой земле. Он вспоминал всю свою жизнь. Он много чего повидал, много с кем был знаком, дружен и близок, но теперь ему отчего-то казалось: лучше, чем на том далеком российском аэродроме, ему больше никогда нигде не было. Ему так пришлась по сердцу российская отзывчивость, доброта и теплота… – да к тому же тогда те четыре русские девчонки спасли его от верной смерти… Точнее – он, наверно, все равно бы спасся, однако они, совсем не зная этого, рисковали собой, чтобы выручить его из беды.

И еще он думал: лучшей его подругой, лучшей любовницей и самой понимающей его душой была, оказывается, та русская девушка – семнадцатилетняя Мэри, пришедшая однажды в номер его московской гостиницы… Он все ж таки был по происхождению ирландцем, а ирландцам, как и русским, свойственна сентиментальность и ностальгия…

И тогда Джейк позвонил в Москву Маше. Он пригласил ее приехать к нему в Штаты – можно вместе с сыном.

На этот раз она была благосклонна – согласилась. Он послал ей вызов.

И вот летом девяносто восьмого года они встретились в кливлендском аэропорту. Джейк взял напрокат лимузин. Он хотел удивить их. И сразу понял, что этого делать не стоило. И вообще – приглашать их, наверно, вряд ли было надо… Пусть в его памяти осталась бы та юная, невинная, семнадцатилетняя девочка в полутьме московского отеля. Пусть даже запомнилась бы ему простоволосой, нечесаной, в своем московском жилище с младенцем на руках. Или хотя бы резвой, резкой на язычок парашютисткой из подмосковного аэроклуба…. Сейчас перед О'Гаром предстала тридцатичетырехлетняя женщина, выглядевшая, по американским меркам, на все сорок пять: с одутловатым, красным, морщинистым лицом… Вульгарно накрашенная, крикливая… Неужели, думал О'Гар, она и та девочка-тростинка – одна и та же женщина? Бывает, из мерзкого кокона появляется хрупкая бабочка… Но, значит, случается и наоборот, когда нежная бабочка превращается с годами в волосатую гусеницу?..

И сын ее, Борис Маркелов – может быть, это все же и его сын? – также разочаровал Джейка. Он ничуть не был похож на него самого. Низкорослый, угрюмый, прыщавый, неуклюжий подросток. Волчонок, вечно глядящий исподлобья, односложно отвечающий на вопросы, огрызающийся на мать и даже на него, Джейка.

В первый же вечер, в гостиной особняка – ужин был заказан в китайском ресторане, оттуда прислали и прислугу, – Мария в одиночку выхлестала едва ли не бутыль виски. И, потеряв над собой контроль, стала о чем-то без перерыва говорить, петь заунывные русские песни… Потом попыталась соблазнить О'Гара, слюняво целовала, дышала в лицо перегаром… Он оттолкнул ее и ушел к себе в спальню.

Она заснула прямо в одежде в гостиной на диване.

Однако делать было нечего: пригласил – терпи. И улыбайся. О'Гар свозил их в Кливлендский музей науки и техники, в музей рок-н-ролла. Однако куда больше, надо отдать должное, обоим русским, маме и сыну, понравились безграничные молы, аква– и просто парки с американскими горками. А более всего – из всей огромной, удивительной Америки! – им полюбился обычный пляж на берегу озера Эри, поблизости от его особняка. Там мать с сыном пропадали часами. Просто лежали на песке на солнце. И когда О'Гару случалось видеть тело Маши в крохотном купальнике – уже толстое, с отчетливо выпирающим животом и толстыми ногами, он всякий раз поражался: куда делась та девочка, та юная русская, впервые согласившаяся играть роль проститутки? Неужели это жирное тело целиком сожрало ее?

Все шло довольно мило, за исключением, пожалуй, одного: их вообще не следовало приглашать в Кливленд.

Гром грянул однажды в понедельник. Мистеру О'Гару в офис позвонил его личный адвокат. Отчего-то смущаясь и запинаясь, он попросил о встрече.

Джейк назначил ему деловой ленч.

За порцией обезжиренной курятины с зеленым салатом адвокат поведал господину О'Гару следующее.

Русская гостья, проживающая в доме Джейка, пыталась поверенного во всех делах и душеприказчика О'Гара соблазнить. И – адвокат смущенно покашлял – преуспела в этом. Взамен ее сексуальных услуг – весьма, надо сказать, изысканных – Мэри попросила выдать тайну завещания господина О'Гара.

– И?.. – спросил Джейк.

– И я рассказал ей. Прости меня, но я – рассказал… Конечно, я совершил должностной проступок, но… И я виноват перед тобой… Но условия завещания можно и изменить… Или сделать вид, что ты их поменял… Ох, если б ты знал, Джейк, как она делает минет!..

Домой Джейкоб вернулся более чем взбешенным.

В завещании он делил свое состояние на две части. Акции принадлежащей ему фирмы он разделял между высшими менеджерами своей компании – причем таким образом, что фактическим хозяином ASC становился наиболее толковый и симпатичный мистеру О'Гару молодой сотрудник. А другую часть своего наследия – наличные, акции иных компаний, облигации, а также недвижимость – он, по непонятной прихоти, отписывал в равных долях тем четверым русским девочкам-парашютисткам, что когда-то спасли его – Насте Полевой, Кате Калашниковой, Марии Маркеловой и Валентине Лессинг. Никто, кроме его самого и его душеприказчика, разумеется, не знал об этом. И вот теперь в эту тайну проник посторонний человек – Мария.

Джейк нашел Мэри на пляже. Он был более чем разгневан. Однако хорошо умел скрывать свои чувства – иначе он никогда бы не стал управляющим столь высокого уровня. Он подозвал Марию. Она подошла. В ее походке на миг ему вдруг почудилась та угловатая девочка-подросток, что проникла к нему однажды в номер «Националя». Ее тело уже стало шоколадным от загара и оттого казалось менее толстым. Тесный купальник не скрывал ее прелестей. Джейк ледяным тоном объявил Марии, что знает о ее попытке проникнуть в тайну его завещания. Это первое. Второе. Он считает это весьма оскорбительным и не может более доверять ни ей, ни ее сыну. Поэтому, третье: он просит мать с сыном немедленно покинуть его дом. В аэропорт к ближайшему рейсу на Москву их отвезет такси, добавил он. И, наконец, последнее: он, сказал господин О'Гар, изменил свое завещание. Отныне, в качестве наказания за вероломность она, Мария Маркелова, из завещания исключалась.

Сказав все это, О'Гар развернулся и пошел к дому, утопая в песке своими пятисотдолларовыми мокасинами.

Через полчаса он уже садился в свой «Мустанг» и уносился в сторону Кливленда – ему не хотелось больше ни видеть, ни говорить ни с Машей, ни с Борисом. Он поживет пару дней в гостинице, пока они не уберутся из его особняка…