Книга Там, где билось мое сердце - Себастьян Фолкс

– Но потом все-таки решились.

– Потом да. Вы так рассказывали о своей жизни, что я… успокоился. Понял, что вы и это сумеете выдержать.

– И все же… Зачем я был вам нужен на самом деле?

– Хотелось понаблюдать за работой мозга, задумавшего такую книгу. Любопытство вполне эгоистическое. Почуял, что вы поможете мне понять наш с вами век и этим скрасите мою жизнь на ее исходе.

– То есть помогу упорядочить хаос. Гармонии нынче действительно маловато.

– Надеялся, что знакомство с сыном капрала Хендрикса, а одновременно и автором «Немногих избранных», поможет мне замкнуть круг жизни. Простите, если я позволил себе лишнее.

– Это было совсем не лишнее, – сказал я. – Хотя доля корысти тут присутствовала.

И еще какая, добавил я про себя. Он допрашивал меня с маниакальной дотошностью. Но ведь ему совсем скоро предстоит погрузиться в вакуум небытия. Со всеми своими не решенными в этой жизни вопросами.

Старик встал, подошел к окну. Долго смотрел на сад, потом развернулся.

– И еще. Возможно, ваш отец спас мне жизнь. Если бы во время атаки я был со своей ротой, убили бы не Уэйтса, а меня.

– Возможно, – согласился я. – Хотя уже на вашей войне офицеры не прохаживались вдоль линии фронта с пистолетом и в алом кушаке.

Перейра какое-то время молчал. Потом смущенно кашлянул.

– Теперь вы знаете, каким я был эгоистом… И все еще согласны стать моим литературным душеприказчиком?

– Согласен. С удовольствием ознакомлюсь с вашими трудами и попробую ознакомить с ними более широкую аудиторию. Честно говоря, не уверен, что сумею убедить наше закосневшее здравоохранение в том, что народ следует исцелять инъекциями крови с малярийными плазмодиями.

– Убеждать не надо, хотя бы доведите до сведения.

– Это можно. Правда, давно я не писал для журналов, но попробую.

– Спасибо, Роберт.

Перейра вдруг в одночасье стал выглядеть на свои годы. Он устало опустился в кресло.

– Рад, что вам удалось вырваться на остров, – сказал он. – Хочу передать вам кое-что еще.

– Сувенир?

Перед глазами тут же возникли пряжка от ремня и кокарда с фуражки.

– Можно и так сказать. Вы прочли упоминание о том, что мне приходилось работать и почтовым цензором?

– «В патронной сумке полно писем, которые вообще нельзя отсылать»?

– Я сохранил их. Лежат на чердаке. Хочу передать их в английский государственный архив, чтобы молодые могли что-то узнать о своих дедах.

– Могу взять их с собой. Если вы, конечно, доверите мне это.

– Да-да, благодарю. Решив тогда, что отсылать нельзя, я снова запихал их в конверты, а конверты заклеил. Так с тех пор, с восемнадцатого года их и не трогал. Но после вашего первого визита полез на чердак и просмотрел адреса и имена на конвертах. Писем оказалось почти полсотни. Вашу маму звали Джанет?

– Да.

– Отдам письмо перед отъездом. Один дружеский совет, Роберт. Не читайте его сразу, дайте себе время пережить то, что узнали из моего дневника. Возможно, в письме не окажется ничего особенного. Я уже не помню, почему его тогда придержал, но, в любом случае, надеюсь на вашу внимательность и понимание.

Я хорошо запомнил эти слова старика.

С острова я отбыл на следующее утро. Больше мы с Александром Перейрой не виделись. Он умер летом того же года. Я получил письмо из Парижа от племянника, ближайшего его родственника. Он сообщил, что Перейра отписал мне сто тысяч франков, это примерно десять тысяч фунтов. В мою лондонскую квартиру доставили несколько посылок и бандеролей, не только книги старика на английском и французском, но и все его рукописные черновики и заметки. Примерно тысяча страниц была посвящена лечению психозов с помощью инфицирования малярией. К этому прилагалось письмо самого Перейры, он уговаривал меня написать еще одну книгу и настаивал на том, чтобы я при любой возможности приезжал на остров. Дом перейдет к племяннику, но «моя» комната будет всегда свободна, и я могу бесплатно ею пользоваться в любое время. «В этой маленькой комнате вам, возможно, удастся из черной руды мучительных трудов выплавить чистое золото. Вы мой собрат по оружию, мой единомышленник. Работа – вот что в жизни самое главное».

Племянник рассказал, что Перейра умер от пневмонии, несколько недель пролежал дома, в больницу ехать отказался. Во время переломного кризиса температура поднялась выше сорока градусов, организм не выдержал. Старая Полетта, сидевшая у его постели, рассказала, что Перейра бредил. Я улыбнулся, пытаясь представить себе, как лихорадочный жар воздействовал на его мысли. Улыбнулся без всякой иронии. Хотелось верить, что измененное температурой сознание помогло старику покинуть этот мир так, как он и сам того хотел.

Быть литературным душеприказчиком оказалось не так уж просто. Перейра был известен во Франции, в Англии гораздо меньше, и многие его исследования уже устарели. Я долго пытался заинтересовать работами Перейры редакторов журналов и издательств, но ничего не получалось, пока не попробовал привлечь к делу людей, работающих в совершенно ином жанре… назовем его «занимательной психиатрией». Я нашел издательский дом, который согласился переиздать книжку «Альфонс Эстев: человек, который забыл себя». Год спустя с помощью моего старинного друга Невилла де Фрейтса удалось пристроить в приложении к научно-популярному журналу большую статью о Перейре и одну из его работ. А весной на международной конференции в Венеции я добился, чтобы мне позволили представить труды Перейры и рассказать о возможностях лихорадочной терапии.

При покупке «Старой дубильни» никаких осложнений не возникло. Я созвонился с Джудит Уиллс и попросил съездить туда со мной, посмотреть, на что, помимо вылазок на выходные, может сгодиться огромное имение. К этому моменту Джудит уже не работала практикующим врачом. Как очень многие психиатры, она поняла, что удачные результаты в клинике слишком редки, в конце концов ее запал иссяк и Джудит сменила курс. Теперь она профессор в научном институте на юге Лондона. Академические исследования и общение с молодыми коллегами вернули ей вкус к жизни.

Однажды в субботу мы все-таки выбрались ко мне. Я развлекал Джудит рассказами о своем детстве. Как только приехали, я повел ее показывать старинные служебные постройки, ну и закутки всякие, с дверьми, которые когда-то так и не решился открыть.

– Роберт, я прихватила из машины фонарик. Ну что, включим?

– Какая ты практичная, Джудит.

– Кто-то должен быть практичным. Вы с Саймоном выше подобных мелочей.

– А не страшно тревожить прошлое? Мало ли что оттуда выползет?

– Еще чего. Я не поклонница Фрейда. Смотри-ка, дверь. Это та, которой ты панически боялся?

В этот момент мы обследовали барак с кирпичным полом, в котором прежний владелец держал машину. Там была дверь в темное помещение, а в этом помещении еще одна дверь, ее я точно никогда не открывал. Возле нее мы и стояли. Джудит ударила в нее плечом, растрескавшиеся доски рухнули на пол. Внутри черного лаза послышалось торопливое шуршание какой-то твари, наверное, это была крыса.