Книга Последний шанс - Лиана Мориарти

В то время, если незамужняя девушка-католичка беременела, обычно поступали так: отсылали ее куда-нибудь подальше в деревню, где она потихоньку рожала ребенка, которого вскоре отдавали в приемную семью. Однако Конни это не устраивало. Она решила, что мы оставим младенца себе. Честно говоря, ребенок интересовал сестру больше, чем меня. Конни, конечно, тоже горевала по маме, и я думаю, она хотела найти утешение в заботах о новорожденном. К тому же сестра решила спасти мою репутацию, что в наше время звучит смешно, но она не хотела, чтобы в Гласс-Бэй меня называли подержанным товаром. Конни полагала, что я смогу еще встретить приличного молодого человека и выйти замуж. Помню, как она долго ходила взад-вперед по берегу, тыча палкой в песок, а потом наконец вернулась ко мне и с ликующим видом объявила: «У Элис и Джека Манро скоро родится ребенок».

Я сказала: «Прекрасно, у наших мифических квартирантов родится ребенок, а что потом? Что с ними случится?»

Она ответила: «Они исчезнут! Раз – и все! Мы даже не станем выдумывать объяснение. Элис и Джек просто бесследно исчезнут, как экипаж и пассажиры „Марии Целесты“. Это идеальный вариант. Просто идеальный».

Понимаешь, сестра питала страсть к неразгаданным тайнам, и история про «Марию Целесту» была одной из ее любимых. Конни считала, что таким образом мы одним махом разрешим все свои проблемы. Во-первых, сможем оставить себе ребенка; во-вторых, спасем мою репутацию; а в-третьих, привлечем внимание к острову Скрибли-Гам. «Стоит людям только почуять сенсацию, и они захотят приехать сюда, – говорила она. – А мы заранее подготовимся и будем ждать их с чаем и булочками. Вкусными, воздушными булочками, которые просто тают во рту! И постепенно переманим сюда тех, кто обычно отдыхает на Банксии».

Признаться, я подумала, что сестра шутит или у нее временное помутнение рассудка, но она в тот же день объявила отцу, что Элис Манро в положении. Он ответил: «Ну, нам это без разницы, лишь бы за аренду вовремя платили». Конни сказала: «Знаешь, папа, по-моему, дела у них плохи, как бы не сбежали наши жильцы. Надо держать ухо востро». А через некоторое время вдруг говорит: «Я пообещала Манро, что, если с ними что-то случится, мы позаботимся о ребенке». Отец был очень недоволен: «Кто тебя, черт побери, за язык тянул?» А Конни в ответ: «Я поступила как добрая самаритянка, папочка. Разве не этому нас учит Библия?» Ну, он и заткнулся.

Я не представляла, как мы скроем от отца мою беременность, но Конни была уверена, что он даже не заметит. Она сказала, что отец давно уже на нас не смотрит. У меня лично в голове не укладывалось, как можно не заметить, что твоя дочь на сносях, но сестра оказалась права. Живот у меня был небольшой, и я просто носила свободную одежду. Оглядываясь назад, я думаю, что бедный папа после ранения вообще почти ничего не видел. Вот почему он редко выходил из дому.

А может быть, он все же заметил, но просто не желал знать. Может быть, он все прекрасно понимал? Трудно сказать!

Разумеется, на четвертом месяце беременности мне пришлось оставить работу. Дамы в универмаге были такие ушлые. К счастью, Конни устроилась уборщицей в офис, и следующие полгода она занималась тем, что преобразовывала жилище деда в дом Элис и Джека. Она повесила в шкаф пару маминых платьев. Ей удалось бесплатно раздобыть детскую кроватку в Армии спасения. Конни составила четкую программу и действовала целенаправленно. Думаю, она получала от этого удовольствие. Помню, как сестра была возбуждена в тот день, когда ее осенила идея о не до конца разгаданном кроссворде. Ну а я почти не обращала на это внимания. В то время я пребывала в странном состоянии. Происшествие с Мистером Яйцеголовым совершенно выбило меня из колеи. Я часами удила рыбу, стараясь ни о чем не думать. Честно говоря, я не верила, что наша затея увенчается успехом. И боялась, что мы обе попадем в тюрьму.

Конечно, мы задумывались о том, кто будет принимать роды и где взять свидетельство о рождении. Обратиться в больницу было рискованно, и Конни подумывала рассказать обо всем одной знакомой акушерке, но, с другой стороны, не хотела доверять нашу тайну посторонним. В конечном счете судьба просто не оставила нам выбора: схватки начались у меня на три недели раньше срока. Был один из бурных штормовых дней в середине зимы. Конни отвезла меня на лодке к дому деда. Вода была неспокойной, и я с ума сходила от страха. Мы зашли внутрь, и через полчаса я родила Энигму, прямо на кухонном полу. Ребенка принимала Конни. Она перерезала пуповину старыми кухонными ножницами нашей бабки. Руки у нее были скользкие, и она так сильно тряслась, что порезалась. Так что на кухонном полу осталась ее кровь, ну и частично моя. Помню, как сестра стояла на коленях, держа новорожденную Энигму. По лицу ее струились слезы, а из руки капала кровь. Она сразу же полюбила малышку. У меня ушло на это гораздо больше времени. На самом деле я должна признаться, дорогая Софи, что в течение первых нескольких месяцев буквально с трудом выносила собственную дочь. Я боялась даже смотреть на Энигму: а вдруг она похожа на своего отца? Только ни в коем случае не говори ей об этом, ладно? Мне и до сих пор иногда кажется, что у нее немного яйцевидная голова. В тот день мы с сестрой обе плакали: Конни от радости, а я – от тоски по маме.

Ну вот, мы помыли ребенка, завернули его в пеленки и отнесли домой, к папе. Мы рассказали ему историю о том, как зашли на чай к Элис и Джеку и обнаружили брошенную девочку. Мы проверяли, насколько он поверит в нашу выдумку, и, представь, отец заглотнул все целиком – крючок, леску и грузило. Сначала он сказал, что мы должны отвезти младенца в больницу Гласс-Бэй, пусть там ему подыщут приемных родителей, но Конни все повторяла: «Мы обещали Элис, папочка». А потом произошло нечто удивительное. Конни дала ему подержать Энигму, и выражение его лица вдруг смягчилось, он расплылся в улыбке со словами: «Что ж, если она не станет будить меня по ночам, я не возражаю…» – и отдал ребенка обратно.

На следующее утро сестра сказала мне: «Ну же, Роза, решай. Это твоя последняя возможность передумать». Как будто идея принадлежала мне! И она пошла в полицейский участок и заявила, что мы обнаружили брошенного младенца. Потом из газеты прислали Джимми, который должен был описать эту историю, и, как ни странно, мы с Конни постепенно начали верить в нее. Элис и Джек казались мне более реальными, чем Мистер Яйцеголовый, нашептывающий мне на ухо всякие гадости. Конни оказалась права. На следующий день после появления в газете статьи на остров прибыл катер, заполненный падкой до сенсаций публикой. А мы ждали приезжих с подносом свежеиспеченных булочек по два пенса и чашкой чая за полпенса.

Конни рассказала Джимми правду только после того, как муж вернулся с войны, и он пришел в ярость. Тайна младенца Манро была историей, с которой началась его карьера, и бедняга пришел в ужас оттого, что это оказалось мистификацией. Он долго не мог простить жену. Именно тогда Конни решила ничего не говорить Энигме вплоть до ее сорокалетия. Думаю, когда она поняла, что задела чувства Джимми, это ее потрясло. Людям не нравится, когда их дурачат, верно? Особенно мужчинам. Мужчины так серьезно себя воспринимают. Конни считала, что к сорока годам Энигма станет достаточно зрелой, чтобы адекватно воспринять новость. А по-моему, так девочке очень нравилось быть знаменитостью.