Книга Деньги дороже крови - Владимир Гурвич

— Мне нужна Царегородцева.

— Ах вот оно что, — скабрезно усмехнулся Фрадков. — Вам что этой вашей Ольги мало.

— Не ваше дело. Мне нужна Царегородцева.

— Я сам желал бы знать, где находится эта весьма капризная дама. Я ей сегодня звонил, но ни один ее телефон не отвечал. Может быть, у нее свидание.

— Вы отлично знаете, где она. Потому что она здесь, в этом доме. В подвале у вас оборудован настоящий каземат. Там вы ее и прячете. И если с ней что-то случилось. вам не сдобровать.

— Я понятие не имею, где ваша Царегородцева. — злобно ответил Фрадков. — И никакого каземата у меня внизу нет, там обычный подвал. У вас разыгралось воображение журналиста. Я понимаю, это очень эффектно звучит: известный банкир и бизнесмен построил в своем доме тюрьму для своих противников. Знаете, предлагаю соглашение: вы уходите отсюда по добру по здоровому, и мы забываем о сегодняшнем досадном недоразумении. Или вы не понимаете, что иначе вам ни за что не выбраться отсюда живым.

— Я уйду только с Царегородцевой. Вам придется проводить меня в ваши застенки.

— Вы явно сошли с ума.

Внезапно отворилась дверь, и в комнату вошел Кириков. Его появление было столь неожиданным, что я не сразу взял его на мушку. И будь он вооружен, у него вполне бы хватило время, чтобы всадить в меня пол обоймы.

— Миша, отдай ему ее, — попросил он.

— Ты что спятил! Она столько знает всего.

— Тогда это сделаю я.

— Ты этого не сделаешь. Подумай о последствиях.

— Вот что, дорогие мои, — вмешался в этот очень содержательный диалог я, — вы сделаете это оба. Идемте к ней. И предупреждаю: ваши люди не должны ни во что вмешиваться. Я всегда стрелял без промаха.

— У нас нет выбора, — грустно сказал Фрадкову Кириков.

— Есть!

— Мне надоело слушать ваши препирательства, — вмешался я. — Еще пару реплик и мои нервы могут не выдержать, я прострелю кому-нибудь из вас ногу или руку. Давайте решать все вопросы мирно, в духе взаимного согласия.

— Хорошо, идемте, — процедил Фрадков. — Но ты пожалеешь об этом, — сказал он уже Кирикову.

Мы вышли из комнаты: первым шествовал Фрадков, затем Кириков, потом — с пистолетом я. И сразу же мы наткнулись на нескольких охранников.

— Скажите им, чтобы убрались, иначе стреляю, — закричал я.

— Немедленно убирайтесь! — завопил Фрадков.

Те ретировались. И, кажется, мы все трое перевели дух.

Мы спустились по лестнице, затем пошли по коридору первого этажа. Вошли на кухню. Помниться, однажды Фрадков меня здесь чем-то потчевал. Хозяин дома подошел к стене, нажал на кнопку, и панель бесшумно отъехала, обнажив проход.

— Нам туда, — сказал он.

— Идите, а я уж так и быть окажу вам честь и последую за вами, — сказал я.

Мы оказались в темном и узком проходе. Его ширина была меньше, чем размах моих рук. Пахло чем-то неприятным, затхлым. Я вспомнил, что именно такой запах я ощущал, когда тут находился. Бедная Марина, привыкшая к ароматам самых изысканных духов, можно себе представить, какие муки она тут претерпевает.

Внезапно Фрадков остановился, и я налетел на него, Будь он порасторопней, то вполне мог бы выбить пистолет из моих рук. Но он и не помышлял о сопротивление.

Он стал шарить по стене и внезапно верху зажглась лампочка. Она была слабенькая, но в ее свете я мог заметить, что перед нами находится обитая железом дверь. Фрадков достал из кармана ключ и отпер ее. Затем посмотрел на меня.

— Идите в камеру, — приказал я им.

Кириков покорно шагнул за ее порог, зато его компаньон явно не желал становиться узником. Пришлось довольно чувствительно ткнуть пистолетом в его жирный бок.

Вслед за ними я вошел в камеру. В любой тюрьме есть минимальный набор мебели, тут же не было абсолютно ничего. Даже табуретки. Царегородцева сидела прямо на бетонном полу. Я быстро окинул ее взглядом и к своему огромному облегчению не заметил ни на лице. ни на теле никаких повреждений. По крайней мере ее не били и не пытали.

Несколько секунд она не без изумления смотрела на эту странную картину, не совсем понимая, что все-таки происходит. Затем вскочила и бросилась ко мне.

— Как замечательно, что ты появился здесь, — впервые обратилась она ко мне на «ты». — А я уже думала, что никогда не выберусь из этого каменного мешка.

— И не выберетесь, — вдруг злобно прошипел Фрадков. — Живыми вас отсюда не выпустят.

Я подумал, что это даже очень возможный вариант.

— Поживем, увидим, — сказал я. — А пока есть смысл кое о чем побеседовать. — Я достал из кармана миниатюрный диктофон, который, на всякий случай, всегда носил с собой. — Будем все ваши чистосердечные признания записывать вот на эту штуку. Я не собираюсь вас долго допрашивать. Этим приятным делом пусть займутся люди, получающие за это зарплату. Но кое что я хочу, чтобы вы сейчас сказали. Меня в первую очередь волнует смерть Алексея Подымова. Кто из вас отдал приказ на его уничтожение?

Однако никто не спешил с чистосердечными признаниями, и Кириков и Фрадков молчали.

— Ну, хорошо, вижу вам нужно помочь. Мне известно, кто отдал приказ убить Подымова, а затем и Семеняку. Но мне нужно, чтобы на пленке был бы запечатлен голос виновного. Если вы не начнете отвечать, то я прострелю каждому колено. Это будет жутко больно. Уж лучше сразу расстрел. Не делайте из себя калек.

— Хорошо, мы скажем, — проговорил Кириков.

— Нет! — завопил Фрадков. — Ты что не понимаешь, чем это нам грозит.

— А быть простреленным лучше? — напомнил я им об альтернативе. — Михаил Маркович, колитесь, я уже близок к тому, чтобы потерять терпение.

— Миша, — с какой-то покорностью судьбе проговорил Кириков, — я тебя предупреждал, что однажды все это кончится чем-то подобным. У нас нет выбора. Я все расскажу.

— Нет, мне нужны его признания, — кивнул я на Фрадкова. — Считаю до трех: либо вы начинаете говорить, либо я начинаю стрелять. — Я прицелился в коленку Фрадкова. — Стреляю.

Его глаза до краев наполнились ужасом, как ведро дождевой водой.

— Не стреляйте! — завопил он. — Я все скажу. Я приказал убить этого Подымова.

— Так признания не делают. Я такой-то такой-то, приказал тому-то сделать то-то. Понятно. Говорите, аппаратура включена.

— Я, Фрадков Михаил Маркович, приказал начальнику службы безопасности Костомарову Виктору Павловичу убить журналиста Алексея Подымова.

— Это уже лучше. А теперь про второе убийство — Семеняка. Текст тот же самый.

— Я, Фрадков Михаил Маркович, отдал приказ Костомарову Виктору Павловичу убить Семеняку Александра Тихоновича.

— Отлично. На пожизненное заключение эти признания, думаю, тянут. — Я посмотрел на Кирикова. — А какая ваша роль в этом злодеяние?