Книга Заговор - Май Цзя

Первое – это история с женитьбой.

Второе – мой поход на фронт.

Понимаете, это то, к чему я стремился, но из-за… Как бы вам сказать? Если бы я понимал, что моя жизнь не безгранична, то, вероятно, реализовал бы эти два стремления в течение моей ограниченной жизни. Но я не понимал этого. Я хочу сказать, что не понимал, насколько коротка окажется моя жизнь. Если говорить точнее – насколько она хрупкая. Когда я был при смерти, А Ан, роняя слезы, плакал и ругал меня:

– Ё… твою мать! Ты все на фронт хотел попасть, а теперь какой-то вонючий пот забирает твою жизнь! Ты… Зуи Фу, никчемный ты, мать твою, человек, Зуи Фу!

Сказать по правде, я раньше никогда не видел, чтоб мужчина так плакал. А Ан, глупый хромой, почему ты так плачешь из-за меня? Разве ты не знаешь, что человеку перед смертью не хочется видеть слезы других людей? Так еще тяжелее умирать. А Ан, где ты сейчас? Я скучаю по тебе!

А Ан не был человеком, который нравится с первого взгляда. Он был самоуверенным, говорил громко и сурово, что совсем не сочеталось с его хромой ногой. Но он дружил со временем, которое его не предавало. Постепенно стирались его неприятные черты, и ты уже не мог не любить его. Я правда в итоге сильно полюбил его. И сейчас люблю, хотя ему и не следовало проливать столько слез перед моей кончиной. Но с этим ничего не поделать, кто ж виноват, что я умирал у него на глазах? Думаю, что, если бы он умирал передо мной, я бы тоже так плакал. Потому что любил его и потому что тогда еще не понимал, что умирающему неприятно смотреть на слезы окружающих. Я понял это, лишь когда умер.

А Ан сказал правду: меня действительно погубил вонючий пот. Уже почти полвека прошло, а я до сих пор помню, какой был день, была зима. Опять зима! Вы должны знать, что десять лет назад именно зимой я подхватил пневмонию и чуть не умер. Я не мог и подумать, что десять лет спустя в это же время года, обуреваемое жаждой убийства, будет звучать погребальный звон для меня.

В тот день вечером я, как обычно, завернулся в одеяло, обняв радиоприемник. Одиночество выработало у меня привычку слушать радио, без него я не мог заснуть. Из-за того что я всегда искал радиостанции с дикторами-женщинами, А Ан подшучивал надо мной, что я обнимаю не приемник, а воображаемую женщину. Может, и так, но… Я не знаю, я не понимал женщин и не понимал свои чувства к ним. Иногда мечтал о них, а иногда нет. Ладно, давайте не будем о женщинах. О них потом будет разговор. Сейчас расскажу, что было, когда я закутался в одеяло. Я почувствовал, что что-то не так – кружилась голова, сердце как будто заледенело. Когда я сказал об этом А Ану, он произнес:

– Хм, если зимой мыться в такой холодной воде, кто же будет чувствовать тепло? Мне тоже холодно.

– Но мне кажется, у меня температура!

А Ан подошел, потрогал мой лоб:

– Да, вроде есть небольшая, но ничего страшного, вероятно, просто устал. Выключай скорее радио и засыпай. Поспишь, и все пройдет.

Я тоже так думал, поэтому выключил радио и заснул.

На следующий день в полдень А Ан проснулся и спросил меня о самочувствии. Мне казалось, что все тело горит, мне хотелось сказать ему об этом, но я уже не мог вымолвить ни слова. Вскоре я услышал, как А Ан кричит:

– Б…дь! Почему ты, ё… твою мать, горячий, как раскаленные угли, Зуи Фу?! Просыпайся, Зуи Фу! Открой глаза, посмотри на меня, я А Ан!

Реальность любит повторения, меняется лишь чуть-чуть пространство и время. Я открыл глаза и увидел, словно в тумане, трех А Анов, двигающихся перед глазами. Ощущения были совершенно такие же, как и десять лет назад, когда пневмония атаковала меня.

05

Когда человек находится без сознания, время для него не существует. Когда я очнулся, то не понимал, сколько прошло времени и где я. Светлое окно и ветки, видневшиеся за ним, напомнили мне, что я не там, где был. Девушка в марлевой повязке обрадовалась моему пробуждению; слушая ее голос, я чувствовал, что вернулся на родину. Она сказал, что мы находимся в главном армейском госпитале в Ханое и я тут уже два дня. Снимая повязку, девушка сказала:

– Я видела ваши документы, вы из Лакшона, а я из Зуифо.

Место, о котором она говорила, находилось менее чем в десяти километрах от моего дома. Там располагался знаменитый зоопарк, в Лакшоне не было ни одного ребенка, который не бывал там. До войны у меня там работал двоюродный брат, но, когда я назвал его имя, девушка неожиданно расплакалась. Стало понятно, что она его знает и что он наверняка погиб на войне. Так и было, два месяца назад мой кузен пал на поле брани в горах Капаи. Оказывается, они прибыли в расположение военной части на одном грузовике, так и познакомились. Война превращала ранее незнакомых людей в друзей. Я стал другом девушки, звали ее Нгок.

Благодаря Нгок я получал самое лучшее лечение в госпитале. Доктор Бучерс каждые два дня заходил проведать меня и постоянно придумывал для меня новые варианты лечения. Он был главврачом госпиталя. Каждый день множество раненных ожидали, что он их спасет, они все прибыли с передовой и были увешаны орденами и медалями. И то, что я, просто больной пневмонией, смог получать такое лечение, несомненно, заслуга Нгок.

Кроме заботы о моем здоровье, Нгок беспокоилась о том, что я один. Так как у меня была болезнь легких, никто не осмеливался лежать со мной в одной палате. В одиночестве я был заперт во временной палате, устроенной в каморке рядом с котельной. Холодной зимой здесь было особенно жарко, но этот жар не мог разогнать мое одиночество. Единственным человеком, кому это было под силу, была Нгок. Она часто заходила просто поболтать, дни сменяли друг друга, а мы все говорили и говорили о Лакшоне и Зуифо.

Однажды после обеда Нгок привела А Ана, который привез письмо Зуи На из Тхапфука. Сестра писала, что вышла замуж, ее муж – пулеметчик и служит в Тхапфуке, поэтому и она перевелась туда же. Она не писала об артобстрелах, лишь упомянула: «По сравнению с моим прежним местом службы здесь настоящая передовая».

Я каждый день слушал радио и знал о критической ситуации в районе Тхапфук, но я не мог осуждать выбор Зуи На. В войну люди думают не так, как в мирное время. К тому же Зуи На отправилась туда по личным причинам – чтобы быть рядом с мужем. К письму сестра приложила фотографию, на которой были изображены она и муж-пулеметчик. Они стояли на мощной подставке для пулемета, казалось, что они прицеливаются в американский самолет, находящийся за пределами фото, – несомненно, это был именно американский самолет. Когда я показал фото Нгок, она рассмеялась:

– А я-то подумала, что это письмо от твоей жены! Кто это на фото?

Я ответил, что это моя сестра.

– А твоя жена? – нетерпеливо спросила Нгок.

За меня ответил А Ан, он строго сказал:

– Жена? У него есть жена? Жена должна быть, а у него даже девушки нет! Ведь так, Зуи Фу?

Это была тяжелая для меня тема.

Но А Ан не замолкал, повернувшись к Нгок, он противным голосом произнес: