Книга Проклятие палача - Виктор Вальд

– Они поплывут к герцогу. У герцога моя семья. Во всяком случае, если я доберусь до герцога, я буду знать где моя семья, – радостно воскликнул Гудо. – Я наймусь гребцом, моряком… Кем угодно… Что? Что?

Гудо огляделся. Все присутствующие с безнадежностью на лицах смотрели на него.

– Было такое. Давно было. Богов изгоняли и призывали других. Придумали и другое – отрубывали головы у изображений старых богов и на их плечи крепили головы новых…

– Ты о чем это Философ? – все еще пребывая в возбуждении спросил Гудо.

– Даже если тебе заменить голову, то твое тело не узнать невозможно. И наоборот. К тому же за все провинности наш знакомец Мартин угодил опять за весло. Рядом с ним сидит Гелиос. Им предстоит давать ответ герцогу, где они подели «господина в синих одеждах». Представляешь, как они обрадуются твоему появлению. Да все будут рады до слез, если ты только воскреснешь из мертвых.

– Как быть? – впервые за многие месяцы Гудо тепло и с надеждой посмотрел на ненавистного ему человека, мысленно повторив слова мэтра Гальчини: «Нет врагов, нет друзей. Есть обстоятельства…»

– Вас ждет небольшое суденышко. На нем доберетесь до малоазийских портов. До какого пожелаете. На суденышке запас пищи и воды на пять дней. Дальше поступайте, как пожелаете. Но прежде поклянитесь, что никогда не ступите ногой на Парос. Только после этого мои люди проводят вас к месту, где ожидает корабль.

В гроте гулко, одно за другим, раздалось пять слов «Клянусь».

* * *

Они долго, хмуря брови, смотрели друг на друга, не сказав и слова. И на них долго и, едва сдерживая смех, смотрели все, кто отчалил от острова Парос. И спутники Гудо и гребцы суденышка Философа.

Давно прошли те времена, когда древняя земля эллинов славилась красотой и изяществом во всем. Великолепные мраморные храмы, глядя на которые замирали сердца. Грациозные и анатомически точные скульптуры, от которых глаз не оторвать. Картины и мозаики, удивляющие сочностью красок и нереально застывшей на мгновение динамикой сюжета. Удивительные по красоте и в тоже время полезностью произведения древних мастеров – от глиняной амфоры до золотого гребешка. И, конечно же, люди, рожденные от потомков богов и сами себя совершенствующие ежедневными заботами о теле и душе.

Мужчины упражняли тела, вычерчивая каждый мускул. Не появлялись на улицах, не отдав себя на несколько часов опытному каламистру[134]. И те, с творческим вдохновением, укорачивали и завивали на манер черепичного перекрытия волосы на голове. Затем склинивали и спускали горячими щипцами в виде спиралей с мелкими кольцеобразными локонам на конце подкрашенные хной бороды. А после, выщипав из ноздрей и ушей все излишнее, умилялись своей искусной работой. Окончив дневные труды и физические упражнения, заботясь о душевном, мужчины сходились на симпозиумы, где, попивая вино, говорили с равными себе о многом и, в основном, о важном.

Женщины стремились достичь мужского совершенства. Но их упругие и гибкие тела, после частых родов, обволакивались жиром, головы лысели, а зубы просто выплевывались. Но об этом невозможно было догадаться, если женщина в сопровождении подруг, служанок и рабов выходила в единственно дозволенное ей общественное место – на рынок. Их тела, даже запрятанные во множество складок пеплоса[135], двигались соблазнительно. Белила и румяна на лицах усиливали привлекательность классических форм носа и губ. Восхитительно уложенные под золотую сетку, выбеленные бычьей мочой, волосы притягивали как солнце и тут же заставляли опускать взгляд от понимания того, что среди богов тоже есть женщины, и не всякому позволено ими обладать, пусть даже и взглядом.

Потомки богов рождали потомков богов. Но мир неизбежно меняется. Границы понимания жизненного пространства раздвигаются, и часто (увы, увы) разрываются. В древнегреческий мир вторглись варвары со всей ойкумены[136]. Это вторжение, как грязная вода с камнями гор, прошлось по всему – от храмов до рождения кровосмешанных младенцев. Красота стала редкостью. К этому привыкли. Как привыкли и к уродливым чертам лица в которых азиатское и северное варварство сгорбило и расширило носы, растянуло и пополнило губы, выдвинуло скулы и подлобные дуги.

Но как бы ни свирепствовало варварство на земле эллинов, оно не могло исхитриться и создать преуроднейший облик с телом истинного великана, которыми обладал капитан судна, на котором беглецы покидали Парос.

Именно на ужасное обличие капитана долго и хмуро созерцал Гудо. Он никак не мог вспомнить, что из многочисленных уроков мэтра Гальчини сейчас ему хочется вспомнить. Он так и не вспомнил до самой ночи. И только когда звезды заставили корабль о шести веслах причалить к маленькому каменистому острову, Гудо, глядя на те же звезды, вдруг услышал, как гребцы между собой называют капитана: Минотавр!

И «господин в синих одеждах» вспомнил легенду о Минотавре: человеке с головой быка. «Было такое – отдалась царица в отместку царю Крита, могучему быку в царских стойлах. От этой мести родилось чудовище с телом человека и головой быка, страшный облик которого пришлось укрыть в знаменитом подземном Лабиринте».

Еще, засыпая, Гудо подумал: хорошо, что Адела и дети не видят этого ужасного моряка, по сравнению с которым сам Гудо еще имеет возможность взглянуть в зеркало.

Может быть, еще до того, как он оказался в подземелье Правды, Гудо и порадовался бы, что есть на божьем свете еще более ужасный звериным обликом человек, но, претерпев многое и многое поняв, ученик мэтра Гальчини только вздохнул, не вспомнив ни о Боге, ни о сатане.

О чем думал сам капитан суденышка, глядя на Гудо? Об этом не узнать, так как по своей воле к нему никто никогда и ни при каких обстоятельствах не обращался. Да и самому Минотавру лучше таких вопросов не задавать. А было бы интересно!

Зато долго, почти все плавание, отворачиваясь и прячась, потешались над встречей двух демонов в человеческом обличии команда судна и попутчики Гудо. Впрочем, отец Матвей и Франческо быстро успокоились и предались духовным беседам.

А через два дня произошел случай, который едва не стоил жизни Гудо.

Это был радостный солнечный день. Почти летний, если бы не сильный северо-западный ветер, холодком бьющий по вспотевшим лицам. К полудню ветер переменился, и капитан подал сигнал втянуть на борт весла. Его слова были тяжкими валунами, заслышав гул которых и взглянув на говорившего, человек вдавливался и уменьшался в росте. Даже, привыкшая к необычному облику своего капитана, команда гребцов делала все возможное, только бы не слышать этого глухого голоса, отдающего могильной глубиной. Они с особым вниманием следили за руками капитана, изучив каждое их движение как утреннюю молитву.

В силы какой-то не понятной привычки, капитан, перед тем как отдать приказ, предшествовал его жестами. Приказов на таком маленьком суденышке было немного: суши весла, весла на борт, табань[137], спустить парус, поднять… И еще несколько десятков. Так что те, кто многие годы ходил на этом корабле с капитаном, знали его жесты и первым делом приучали к ним новичков.