Книга Если копнуть поглубже - Тимоти Финдли

Окна открыты.

Музыка.

— Неужели тебе обязательно это слушать?

— Да.

— Печальная мелодия.

— Если бы она была другой, я бы ее не слушал. Молчание.

И потом:

— Я о многом тебе не говорил.

— Уверен. Иногда, несмотря ни на что, мне кажется, что я тебя совершенно не знаю.

— Это мое кредо. Именно так я сохраняю свою целостность. С помощью молчания.

— Тебя вряд ли можно назвать молчаливым, Джонатан.

— И все-таки это факт. Я закрыт. Я прячусь. Это необходимо. Если людям все известно, они теряют веру в тайну.

Грифф знал, что это правда.

Он и сам практиковал то же самое.

От этой мысли он улыбнулся.

Быть мной нелегко.

Тоже мне новость! Нелегко вообще быть кем-либо.

Он прислушался к музыке. Кто-то пел.

— Ко мне сегодня приезжали. Днем.

— Да?

— Да. Моя жена.

Грифф молчал.

— Это тебя не удивляет?

— Вообще-то не очень. Хотя я считал, что она в Филадельфии.

— И я тоже.

Джонатан сел, прислонившись к спинке кровати, закурил и налил себе в стакан вина из уже открытой бутылки.

— Хочешь?

— Конечно.

Грифф потянулся за сигаретой.

— Огоньку?

— Да. Спасибо.

Они сидели, касаясь бедрами, и свободная рука Джонатана поглаживала волосы на животе Гриффина.

— Потрясающе, насколько расслабляюще действует примитивная музыка, — заметил Джонатан.

Грифф рассмеялся:

— Я не знаю следующей реплики, а то бы обязательно произнес ее.

— О чем именно ты вспоминал в тот момент?

— Не знаю. Я ни о чем особенно не думал.

— Это я тебе подсказываю следующую реплику.

— Ах вот как… хорошо… О чем именно ты вспоминал в тот момент?

Джонатан перевел взгляд на открытые окна.

— О сыне.

— О Джейкобе?

— Да, о Джейкобе.

Джонатан убрал руку с живота Гриффина и обвил пальцами бокал с вином. Он молчал.

— Почему ты думал о сыне?

— Потому что он умер.

— Умер? О господи, Джон! Мне так жаль. Как? Когда?

— На прошлой неделе. Анна потому и приезжала. Чтобы сказать мне. Ехала на машине из самой Филадельфии… То есть ее везли. У нее шофер-итальянец по имени Алонсо.

— Похоже, она богата.

— Это верно. Она из филадельфийских Черчиллей. Патронирует искусство. Очаровательная женщина. Милая. И очень гордая. Замкнутая. Но воспитала его хорошо. Нашего сына. Очень хорошо. Дала ему образование, какое он хотел. Отправила в мир. И…

Грифф посмотрел в окно. Луна.

— Что случилось?

— Его убили.

— Господи!

— Именно: господи!

— Что произошло? Где?

— Он был в Перу. Кажется, я тебе говорил. Собирался стать археологом.

— Да.

Грифф ждал. Его мошонка сморщилась. И он накрыл ее ладонью — согреть, оградить.

— Чтобы защитить диплом, ему надо было написать работу об одной из знаменитых развалин, и он выбрал Мачу-Пикчу, — Джонатан затянулся и выпустил дым в лунный луч. — Ему всегда нравились горы, — продолжал он. — Его звали Джейкоб[36].

— Да, я знаю. — Грифф пригляделся к Джонатану: его лицо казалось как никогда изможденным и усталым, продолговатые глаза почти закрыты, тонкие губы сжаты. Грифф коснулся его руки.

— Не надо. — Джонатан отнял руку. — Не сожалей о том, кого ты не знал. Это ни к чему.

Грифф скрестил ноги и ждал.

— Расскажи мне, — попросил он.

Последовало несколько секунд молчания, а потом Джонатан заговорил:

— Эти люди — члены секты «Сияющий путь».

— Я слышал о них.

Джонатан долил себе вина.

— Они против правительства. Судя по всему, против любого правительства.

— Марксисты?

— Возможно… какая разница. Они убивают. Это все, что имеет значение. Для них. И для нас.

— Да.

Наступила пауза.

— Он видел вот эту самую луну — в тот день, когда умирал. Эту самую луну, которую видим мы.

— Я очень тебе сочувствую, — сказал Грифф. — Что бы ты ни думал и ни говорил — мне все равно. Я тебе сочувствую.

— Прошу прощения. — Джонатан провел пальцем по тыльной стороне ладони Гриффа. — Я не со зла. Я тебя просто наставляя. — Он издал похожий на смех звук, взъерошил Гриффину волосы и вздохнул.

— Ну, конечно, — отозвался Грифф. — Ты был в своей режиссерской ипостаси, — он произнес это очень мягко.

— Они выдвинули условия, — продолжал Кроуфорд. — Трое заложников, все американцы и среди них — Джейкоб. Американцы — в этом был смысл предложенной сделки. Поскольку я канадец, а Анна американка, у Джейкоба было двойное гражданство. Будь оно проклято — американское гражданство его и убило.

Грифф распрямился и сел.

— И что дальше?

— Дальше?.. Не знаю, каковы были их требования: чтобы Америка прекратила набивать деньгами перуанские банковские сейфы или еще что-нибудь в этом роде… Но они ничего не получили… И тогда убили всех троих. По очереди — одного за другим. Тела оставляли в людных местах: на перекрестках, на площадях, на мусорных свалках. А сами скрылись. Джейкоб был первым. И слава богу.

Не представляю, как бы он мучился, если бы оказался последним.

Джонатан выпил.

— Ему было двадцать два. Двадцать два года. Ты помнишь этот возраст? Двадцать два года?

— Да. И очень хорошо.

— Все перед тобой открыто. Вся жизнь и весь мир.

— Да.

Джонатан тихонько дотронулся до щеки Гриффина.

— Как это было здорово…

Грифф ждал.

— Когда я увидел сегодня жену, — снова заговорил Джонатан, — увидел и вспомнил, что был в нее влюблен… вспомнил, что она была единственной женщиной, которую я любил… единственной женщиной в моей жизни… вспомнил Джейкоба, а потом — как мы поступили с тем, что создали вместе, я подумал… — он не закончил.