Книга В Россию с любовью - Сергей Донской

— А? — Валера повернул к нему свою выпяченную челюсть.

Банкир кисло улыбнулся:

— Охота эта сафари называется.

— Слушай, какая, хрен, разница?! Сахара, сафара… Главное, оттянуться по полной программе. Папуасок поиметь. Ты когда-нибудь чернопопочку дрючил, умник?

— Мне и белых хватает, — надменно заявил Лозинский. Его ушные раковины слегка порозовели. Почему-то именно при виде обращенного к нему банкирского уха, напоминающего цветом гребешок дохлого петуха, генералу Чреватых сделалось совсем муторно. Тревога собиралась в груди обжигающим комком с привкусом желчи.

— Наш Лозя, — подмигнул Барабан генералу, — может иметь столько баб, сколько у него пальцев на обеих руках. Одновременно. Но одиннадцатую он уже не потянет.

— А ты считал? — запальчиво вступился Лозинский за свое мужское достоинство.

— Чего их считать, когда они все на виду, пальчики твои шаловливые. Ты мне вот что лучше скажи: «гайку» ты хоть во время этого дела снимаешь? Или в ней главный цимус?

— Да будет тебе известно, Валера, что я…

— Верхушка от буя. — Как всегда, когда ему пытались противоречить, Барабан начал заводиться.

— Послушай, у меня уже в печенках сидят твои шуточки, — вскипел Лозинский. — Однажды сверну все дела и уеду к такой матери. Ищи тогда себе другой банк.

— А ты себе — местечко получше. На Новодевичьем…

Чтобы не слышать этой нудной перепалки и раздражающего шороха дождевых капель по пологу над головой, Чреватых вышел под открытое небо и несколько раз вдохнул полной грудью. Стало чуточку легче, но нехорошее предчувствие продолжало будоражить нутро, как перебродивший хмель. Опасность. Она незримо витала где-то рядом, приближаясь с каждой минутой.

Откуда ее ожидать? С затянутого тучами неба? Там даже птиц по причине пасмурной погоды не наблюдалось. Ниже по склону, на берегу темного озерца, возились с кабаньими тушами прапора, которые знали свою егерскую службу гораздо лучше армейской. По обе стороны от тента, под которым закусывали сами охотники, перетаптывались два моложавых секьюрити из службы безопасности банка, захваченные Лозинским. Они не знали, куда девать руки и чем занять глаза, и выражение лиц у обоих было тоскливым, как погода.

Как назло, Чреватых сегодня решил обойтись без личной охраны, прихватив в заповедник лишь прапорщиков-егерей да проворного лейтенантика, который мнил себя ординарцем, а на самом деле являлся для генерала самым обычным денщиком.

Зато Валера Барабан, как обычно, прикатил с целым отрядом головорезов. Сейчас они томились в одном из двух стоящих на пригорке джипов, наполненном приглушенным рокотом музыки. На крыше их фиолетового «Ниссана Патрол», рядом с откинутым люком, была установлена турель с самым настоящим станковым пулеметом, без которого Барабан на природу не выбирался. Он не желал расстаться ни с одним из своих яичек и тем более с головой.

Еще двое его пехотинцев были вооружены короткими «АКСУ» для ближнего боя. Наконец, последний браток из экипажа имел при себе футляр, который ни один военный человек не спутал бы с тубусом для чертежей. Это была так называемая «муха» или «ПТУР» — противотанковая управляемая ракета для стрельбы с плеча. Барабан хвастался, что она уже дважды спасла ему жизнь, но Чреватых не был склонен слепо верить всему тому, что слышал от авторитета. Сказал бы тот, что посредством «мухи» убрал пару конкурентов, это другой разговор, в этом можно было бы не сомневаться. Но осторожный Барабан никогда не рассказывал о себе ничего такого, что могло бы повредить его новому имиджу честного коммерсанта. Лишь носил на людях, по старой привычке, брюки с зашитыми карманами, чтобы менты при задержании патрончик или пакетик наркотиков не подкинули.

Во время переездов Барабана с места на место оружие, как правило, транспортировалось следом в замызганном желтом «Москвиче». В компании двух крутобоких джипов и «Ауди» дипломатического класса этот драндулет смотрелся гадким утенком. В нем катались братишки самого низкого ранга, но тоже при стволах и «лимонках».

Оценив огневую мощь всего Валериного воинства, Чреватых хотел было успокоиться, а вместо этого обнаружил, что в придачу прочим напастям на него еще и нервная икота напала.

— Да что за день сегодн… ик… блядск… ик такой! — пожаловался он небесам, содрогаясь против своей воли.

— День как день, — философски заметил Валера Барабан, неизвестно когда и как очутившийся за спиной генерала. — А чё, неспокуха напала? Мандраж колотит?

— Предчувстви… ик! — пожаловался Чреватых, пошевелив пальцами так, словно намеревался выловить это нехорошее ощущение прямо из пустоты перед собой.

— Бывает, — посочувствовал Барабан. — У меня ведь очко тоже не железное, если без понтов. Как представишь себя в морге с бирочкой на ноге, так и лезут в голову мысли всякие. Мол, а за каким членом ты, Валерик Барабанченко, судьбу себе такую непутевую выбрал? И каких тебе, Валерик, пряников не хватало, когда ты не под смертью ходил, а под богом? А?

Только что он разговаривал вслух сам с собой, а теперь вдруг уставился на собеседника своими блекло-голубыми глазами, требуя от него вразумительного ответа. Чреватых пожал плечами и, запнувшись, выдавил из себя:

— Диалект… ика…

— Типа, все там будем? — не унимался Барабан.

— Ну вот, заладили, — подал капризный голос Лозинский. — Другой темы не нашли? И вообще, может, по домам пора? Кабанов и без нас освежуют. Лично я их мясо терпеть не могу. Мочой воняет.

— Мусульманин, что ли? — ощерился Барабан. Иногда он притворялся, что считает Лозинского партнером, но лишь до тех пор, пока не решал, что тот начинает слишком зарываться.

— Почему мусульманин? С какой стати? Православный я!

— Тогда жри свинину и не вякай, понял?!

Чтобы примирить расходившихся гостей, Чреватых, с трудом подавляя приступы икоты, предложил:

— Давайте выпьем на посошок. Я, кстати, один тост хороший про свиней знаю.

— Про свиней? — недовольно покривился Барабан и, когда его стопка была наполнена до краев, понюхал ее с таким видом, будто не коньяк там ожидал обнаружить, а нечто совершенно гадкое на вкус.

— Человек называет собаку своим другом, — произнес Чреватых, окидывая сотрапезников значительным взглядом. — Но она не друг, а раб, потому что смотр… ик… на хозяина снизу вверх. — Генерал поднял стопку на уровень груди и слегка отставил мизинец. — Некоторые заводят себе также кошек, однако те на самом деле относятся к нам свысока, презирают нас…

— За перхоть держат, — понимающе кивнул Барабан.

— Что-то в этом роде, — согласился Чреватых с недовольной гримасой. — И лишь свиньи смотрят на большинство людей как на равных себе. — Его голос постепенно набирал торжественность. — Так выпьем же за нас, за тех, кто не в общем стаде держится, а стоит над всем этим скотным двором и… ик!..