Книга Хищники с Уолл-стрит - Норб Воннегут

– Дерьмо, – рассеянно выругался я. – Я-то думал, «Блумберг» сообщает об инсайдерских сделках для всех компаний.

– Кроме мелких, – пояснил Клифф. – И вообще, зачем мы это делаем?

– Я надеялся, что всплывет имя Алекса Романова.

– Ни за что, – тотчас возразил он. На Уолл-стрит финансовую прессу читают все. – Это не в стиле Романова. Он не купит столько акций, чтобы стать инсайдером.

– Ему принадлежит двадцать два процента компании. – На миг воцарилась тишина. – Клифф, ты здесь?

– Ага, секундочку. Я тут кое-что проверяю.

Интересно, как в нашей отрасли общались до появления компьютеров? Эта вечная «секундочка», пока кто-то делает подсчеты или занимается веб-серфингом в поисках ответа.

– «Блумберг» сделки не показывает, – задумчиво продолжал Клифф, – но показывает крупных держателей. Имя Романова нигде не значится.

– Шутишь? Как насчет «АРИ Капитал»?

Снова молчание.

– Нет, ничего, – наконец доложил он. – Где ты взял эти двадцать два процента?

– У меня есть распечатка, показывающая, что АРИ принадлежит девять с половиной миллионов акций.

– Тогда бы я сказал, что твой паренек в жопе. Он не подал в КЦБ форму тринадцать-ди.

Параграф 13(d) Закона о ценных бумагах и биржах от 1934 года дает владельцам десять дней на уведомление КЦБ, когда они пересекают пятипроцентный рубеж в публичных компаниях. Закон также требует, чтобы они раскрывали свои активы и при эмиссии, и при обмене, когда торгуются акции. Наказание за неподчинение строгое – уголовное преследование, конфискация прибылей или и то, и другое сразу. Понятное дело, нарушение параграфа 13(d) грозит Романову бедой, особенно учитывая его попытки манипулировать ценами. Это нарушение разоблачит его как очередного мошенника рынка капитала. И выключит АРИ из бизнеса.

Воры не жнут, но пожинают.

– О тринадцать-ди я и не подумал.

– Сдается мне, Романов не из тех, кто будет связываться с КЦБ, – скептично заметил Клифф.

– Знаю. Это-то меня и тревожит. Но в моей распечатке говорится, что ему принадлежит девять с половиной миллионов акций.

– А почему он не подал сведения? – с вызовом спросил Клифф. – Нонсенс какой-то.

– Вовсе нет, если он жульничает. Я не могу это доказать, но, по-моему, Романов накручивает цену закрытия. Подав сведения, он бы засветился.

Клифф сперва присвистнул, а затем возразил:

– Быть не может, Гроув. Я на такое не куплюсь.

– За последние три дня декабря торговались двести шесть тысяч девятьсот тридцать шесть акций «Рагид Компьютерс». И котировки поднялись на тридцать один и шесть десятых процента. В обычное время за три дня торгов оборачивается двадцать две с половиной тысяч акций.

– Шутишь?

– К сожалению, невозможно доказать, что АРИ купила хоть одну из этих двухсот шести тысяч девятисот тридцати шести акций.

– В том-то и проблема, – согласился Клифф. В его голосе слышался конфликт. Он хотел поверить. И хотел отыскать изъян в моих рассуждениях – хоть что-нибудь, чтобы покончить с бессмыслицей. Алекс Романов – следующий Уоррен Баффетт, а не какой-то жулик, накручивающий цену закрытия. Должно быть более разумное объяснение.

– Есть предложения? – осведомился я.

– Дай мне поразмыслить, – отозвался он. Я понял, что Клифф понятия не имеет, как отследить сделки до Романова. Прежде чем я успел раскрыть рот, он поинтересовался: – А что это за распечатка, на которую ты все время ссылаешься?

– Я нашел ее в досье Чарли, которое он вел на АРИ. Это либо электронная таблица, либо сведения, распечатанные Романовым из Сети. Может, распечатка первичного брокера, где он депонирует свои ценные бумаги.

– А как эта распечатка попала к Чарли?

– Без понятия.

– А с чего ты взял, что это не фальшивка?

– Романов отчаянно хочет ее заполучить.

– Ты сказал ему о ней?

– Я сказал ему, что Чарли вел досье на АРИ. Романов упорно просит, чтобы я отправил ее в его офис.

– Зачем?

– Вот я и говорю. Я о его требовании толком и не вспоминал, пока ты не упомянул тринадцать-ди. А теперь понимаю. Досье Чарли – единственная ниточка между Романовым и девятью с половиной миллионами акций «Рагид Компьютерс».

– Насчет этого я не уверен, – возразил Клифф. – Что-нибудь просочилось бы. Скрыть почти десять миллионов акций жиденько торгующейся позиции невозможно.

– Как раз можно. Романов торгует с каждым брокером на Стрит. Купил тут, купил там. Ни у одной конторы полной картины нет. Готов спорить, он и держит свои акции в разных фирмах.

Последовала длинная пауза. Наконец Клифф прервал молчание.

– Гроув, сколько мы уже дружим? – осторожно осведомился он.

– Лет восемь.

– Верно. И все это время я был с тобой откровенен.

– Что у тебя на уме?

Клифф все еще не избавился от сомнений.

– Может, ты и прав насчет Романова. Но мне плевать. Забудь об АРИ и позаботься о себе. Тебе нужен адвокат. И, честно говоря, я не вижу, какое это все имеет отношение к поддельному письму.

– Могу объяснить. Но мне нужна твоя помощь, чтобы доказать это.

Клифф попросил секретаршу перенести селекторное совещание. И вновь сосредоточился на нашей беседе.

– Давай начнем с начала, Гроув. Что у тебя есть?

* * *

Тридцать минут спустя Клифф понял все. Поначалу моя просьба заставила его взвиться. А потом я сказал:

– Для меня это единственный способ сохранить работу и выйти чистым. Обелиться от вины по ассоциации.

– Я в доле, – пообещал он. Дружба взяла верх над неохотой. Но сомнения в голосе еще звучали.

– Только не кинь меня. – Слова были наполовину предупреждением, наполовину мольбой.

– Я по-прежнему считаю, что тебе прежде следовало бы поговорить с фирмой.

– Ни за что, Клифф. Юристам насрать на консультантов. Я и прежде-то подразделению защиты бизнеса не верил, а уж теперь чертовски уверен, что доверять им нельзя. И потом, Романов и моргнуть не успеет, как будет у нас в руках.

– Тут становится жарковато, – сказал он. – Мне пора. – И гудки.

Страшась своего звонка Бетти Мастерс, я скрестил пальцы, чтобы услышать автоответчик. Но она сняла трубку после первого же гудка.

– Але, привет, – чирикнула Бетти голосом, благоухающим кофеином и добрым настроением. Я буквально видел сквозь трубку ее ослепительную белозубую улыбку.

– У тебя есть пара минут?

– Что-то не в порядке, Гроув? Голос у тебя какой-то натянутый.