Книга Не горюй! - Мэриан Кайз

— Когда ты вернешься? — спросила она.

— Скоро, — пообещала я. — Пожалуйста, мама, это очень важно! Помоги мне!

— Ну, ладно, — согласилась она. — Можешь особо не торопиться.

— Не больше одного-двух дней, — сказала я. — Но мне придется занять у тебя денег.

— Тебе не кажется, что ты зарываешься?

— Пожалуйста!

— Сколько тебе надо?

— Немного. Я куплю билет по карточке, но мне нужны деньги на всякий случай. Ну, знаешь, на транспорт и прочее.

— Отдашь на следующей неделе. Я могу дать тебе пятьдесят.

— Пятьдесят мне хватит, — сказала я.

Во всяком случае, я на это надеялась. Я понятия не имела, где буду этой ночью спать. Но что-то подсказывало мне, что не в своей двуспальной кровати с Джеймсом.

Ладно, ничего страшного. У меня есть пара приятелей, которые все еще хорошо ко мне относятся. Так что крыша над головой у меня будет.

Вместе с прижатым к спине эрегированным пенисом…

Я оделась с особой тщательностью. Надела короткую черную юбку, черный жакет, прозрачные колготки и туфли на очень высоком каблуке. С удовольствием напялила бы маленькую черную шляпку с вуалью, но, к счастью, таковой в моем гардеробе не имелось.

Я бы хотела выглядеть исчадием из ада. Но. если подумать, шляпа — это уже перебор.

Я и без того буду выглядеть как одна из тех вдовушек, которые прекрасно смотрятся у могилы, но которых ненавидит весь город. Потому что люди подозревают, что вдовушка сама прикончила муженька, чтобы завладеть деньгами, которые он собирался оставить городу на строительство больницы.

Мама слегка вздрогнула, увидев меня в таком драматичном облачении, но, присмотревшись к моему решительному и злому лицу, предпочла отказаться от комментариев.

— Ты готова? — спросила я.

— Да, — ответила мама. — Вот только ключи от машины надо найти.

Я вздохнула. На это могло потребоваться несколько дней.

Пока мама бегала из комнаты в комнату, вытряхивала на кухонный стол содержимое разных сумок и рылась в разных карманах, бормоча что-то себе под нос, как белый кролик из «Алисы в Зазеркалье», открылась дверь и появилась Хелен.

— Угадай, что я знаю! — закричала она.

— Что? — без всякого интереса спросила я.

— У Адама есть подружка!

Кровь отлила от моего лица, а сердце почти перестало биться. О чем она говорит? Неужели кто-нибудь узнал про меня и Адама?

— И это еще не все! — продолжила Хелен восторженно. — У него есть ребенок!

Я уставилась на нее. Она что, серьезно?

— Какой ребенок? — выдавила я.

— Ребенок как ребенок, девочка, — презрительно пояснила Хелен. — А чего ты ждала? Детеныша жирафа? Господи, иногда ты меня пугаешь!

Голова у меня шла кругом. Что все это значит? Когда успела эта девочка родиться? Почему Адам ничего не сказал мне?

— Новорожденный ребенок? — спросила я, даже не пытаясь скрыть свое отчаяние.

Но Хелен ничего не заметила.

— Нет, — сказала она. — Не думаю. Она не похожа на Кейт. У нее есть волосы, и она не напоминает старичка.

— Кейт тоже не напоминает старичка! — горячо вступилась я за дочь.

— Напоминает, напоминает, — засмеялась Хелен. — Она лысая и беззубая.

— Заткнись! — со злостью потребовала я. — Она тебя услышит. Дети такие вещи понимают. Она прекрасна!

— Не злись, — улыбнулась Хелен. — Не пойму, чего ты разбушевалась.

Я промолчала.

Какое ужасное потрясение!

— Это было замечательно, — продолжила Хелен. — Адам привел подружку с ребенком в колледж, и половина нашего класса теперь собирается покончить жизнь самоубийством. И ему никогда не сдать экзамен у профессора Стаунтон. Ты бы только видела, как она на него взглянула!

— А ты раньше эту девушку не знала? — спросила я, пытаясь разобраться в происходящем. Он что, встречался с ней, когда ухаживал за мной? Скорее всего. Ведь нельзя пойти в супермаркет и купить ребенка с волосами. На это требуется время.

— Нет, не знала, — сказала Хелен. — По-видимому, они давным-давно крупно разругались и он не видел ни ее, ни ребенка с незапамятных времен. Теперь они снова помирились.

Хелен принялась громко петь. Какую-то дурацкую песню. Так и поднялась по лестнице, напевая и пританцовывая.

«Подожди! — хотелось мне крикнуть. — У меня еще куча вопросов…»

Но она зашла в ванную комнату и захлопнула за собой дверь. Я все еще могла слышать ее пение, но уже несколько приглушенно.

Я осталась стоять в холле в полном одиночестве.

И чувствовала себя последней идиоткой.

Верно говорят: самый большой дурак — старый дурак.

«Я не должна сейчас об этом думать, — сказала я себе. — Надо забыть. Подумаю когда-нибудь потом. Когда я буду счастлива, а не в таких растрепанных чувствах. Но не сейчас».

Мама наконец разыскала ключи от машины. Кейт, я и мама забрались в машину и двинулись в аэропорт. Ехали молча. Я догадывалась, что маме не терпится спросить, что происходит. Но, к счастью, она держала рот на замке.

Удивительно, но я очень быстро перестала думать об Адаме. Я была так расстроена и так злилась на Джеймса, что, по-видимому, в моей голове не осталось места для беспокойства по какому-то другому поводу. Все было плотно забито мыслями о Джеймсе.

Не слишком справедливо, но что поделаешь. Тут действовал принцип: первым пришел — первым обслужили.

Ужасно не хотелось оставлять Кейт, но пришлось. Мне нельзя было брать ее с собой. Я полагаю, что детям очень вредно смотреть, как мать убивает их отца.

В зале ожидания я поцеловала Кейт на прощание.

— Скоро увидимся, детка, — пообещала я и обняла маму.

— Могу я задать тебе всего один вопрос? — спросила она, с тревогой вглядываясь в мое лицо, чтобы не пропустить первые признаки бешенства.

— Давай, — сказала я, стараясь не выходить из себя.

— Джеймс вернулся к этой Дениз? — спросила она.

— Насколько мне известно, нет.

— Слава богу, — с облегчением вздохнула она.

О господи! Бедная мама. Если бы она только знала. Проблема была не в Дениз. Совсем в другом. И куда более серьезная проблема.

Скажите честно, могла я на этом этапе начинать забывать и прощать? Легче сказать, чем сделать!

Я повернулась на своих высоких каблуках и отправилась к кассе. Нелегко было идти целеустремленно, поскольку зал был заполнен болтающими людьми, окруженными чемоданами и сумками, которые стояли, опираясь на тележки, с таким видом, будто никуда не торопились. Как будто это вовсе не аэропорт и никому не надо успевать на свой рейс. По крайней мере, в ближайшие десять лет.