Книга Она уже мертва - Виктория Платова

– Но могут проснуться. От какого-нибудь кошмара. Зарыть в саду не получится, нет. Сбросить в колодец тоже. Хотя это был бы идеальный вариант. Для Миккеля, если бы он был убийцей. Но, как вы понимаете, тело бы сразу нашли. А его не нашли, хотя в колодец спускались тоже. И собака ничего не разнюхала. Помните розыскную собаку, девчонки? Э-э… Султан. Ее звали Султан. Я так и не завел себе пса… – погрустнел Шило. – Ростик завел, а я – нет.

– При чем здесь собака? – не выдержала Белка.

– К слову пришлась.

– А что – «во-вторых»?

– Во-вторых?

– Ты сказал: во-превых, он приезжий и плохо знает местность. А во-вторых?

– Он слабак. И обязательно выдал бы себя. Хоть чем-нибудь. С таким грузом слабаки обычно не справляются. Даже если все сходит им с рук, они впоследствии съезжают с катушек. Спиваются… Тебе ли не знать, Маш?

– Я не алкоголичка.

– Да-да, именно это ты демонстрируешь нам все последние дни.

– Если уж на то пошло… Не могу смотреть на своих дорогих родственников трезвым взглядом. Искренне надеюсь не увидеть вас в своей жизни. Когда шабаш закончится.

– Потому что мы напоминаем тебе о том, что произошло тогда? Все вместе и каждый по отдельности.

– Потому что вы – жалкие неудачники.

– Не все.

– Ну да. Старший лейтенант в убогой ментовке убогого городишка – это, конечно, венец карьеры.

– У меня все впереди.

– Собираешься дослужиться до начальника РОВД? Или что там рисуется тебе в воображении?

– Все больше картинки из прошлого. Ты на этих картинках тоже есть. Занимаешь центральное место.

– А больше никого поблизости не видно?

Несколько раз Шило обратился к себе в третьем лице – «старший лейтенант Кирсанов», и это роднит его с деревенским дурачком Лёкой. А горящие глаза и раздувающиеся ноздри – разве это не похоже на Маш? Горящие глаза – все равно что маяки, которые разрывают своими лучами мрак. Едва лишь погаснет один – тут же загорается другой, самая настоящая перекличка маяков. Что ж, Белку можно поздравить, она возвращается к себе, в мир Большой Семьи, чуть более мрачный, чем хотелось бы. Но это – ее семья.

Добро пожаловать домой!

– …Почему же? Кое-кто ошивается на заднем плане. Ты об этом хотела поговорить?

– Не знаю, понимаешь ли ты…

– Понимаю, – сразу посерьезнел Шило. – Когда ты говорила о двоих… Ты имела в виду именно этого человека?

– Того, кого не назовешь неудачником, – прикрыла глаза Маш.

– Он великий и ужасный.

– Совсем как в сказке.

– Он даже больше кита.

– Нет. Он самый большой кит на свете. Моби Дик.

– Моби Дик, да!

Белка не верит своим глазам. До сих пор Маш и Шило были врагами и старались побольнее задеть друг друга, но теперь их голоса полны любви. Рахат-лукум, шербет, пахлава – вот что такое их голоса. И это воскрешает в Белкиной памяти образ Эмина – вечно влюбленного. А Маш с Шилом все суют друг другу в рот восточные сладости и никак не могут остановиться.

– Никто не справится с Моби Диком, – шепчет Шило.

– Никто, – вторит ему Маш.

– Может, это потому, что все его боятся и не решаются вступить в схватку?

– Может быть.

– Он плавает слишком далеко от наших берегов.

– Но подплывает время от времени?

– Случается. Да.

– «Да» и «нет» – не говорить. Черное и белое не носить, – неожиданно заявляет Маш.

«Вы поедете на бал?» – любимая игра того лета. В нее играли все, а лучшей была маленькая Тата, это она вплыла в их тихую заводь на спине кита. И лишь МашМиш вечно оставались в стороне, они были слишком взрослыми детьми, слишком занятыми – любовью, войной с другими взрослыми детьми, подготовкой к убийству, подлинному или мнимому.

Почему вдруг Маш вспомнила об этой игре?

– Так он подплывает время от времени?

– Случается.

– Он белый?

– Э-э… Местами.

– А черные пятна на нем есть?

– Сколько угодно.

– А чего больше – черного или белого?

– Когда как.

– В зависимости от сезона?

– От сезона дождей.

– Когда идут дожди – он черный?

– Не всегда.

– Когда идут дожди – он белый?

– Не всегда.

– Он становится черным, когда идет особенный дождь?

Кажется, Маш загнала Шило в угол. Ей удалось так построить вопрос, что он требует определенности: либо «да», либо «нет», выкрутиться не получится. Шило поднимает глаза вверх, шарит ими по дубовому потолку, как будто ища там ответ.

– Ну? Отвечай.

– Ты выиграла. Сдаюсь.

– Выигрывает всегда он. Что бы он ни совершил – все сойдет ему с рук. Так было и раньше, а теперь и подавно. Он может купить все, что угодно.

– К примеру, этот особняк, – неожиданно заявил Шило. – Такая мысль не приходила тебе в голову?

– Нет. Я бы поняла это. Мои клиенты…

– Твои клиенты сказали не больше, чем тебе нужно знать в данный конкретный момент. «Он может купить все, что угодно» – твои слова? Он может. Всё и всех.

Они ведь говорят о Сереже, господи ты боже мой! О том, что вилла «Бабочка» принадлежит ему! Но разве не так же думала сама Белка? Разве не на встречу с ним втайне надеялась она, отправившись сюда в одиночку? Но Повелитель кузнечиков и черно-белый кит с налипшими на брюхо ракушками – суть разные существа. Никакой черноты в Сереже нет. Он – светлый. Чернота окружает как раз этих двоих – Шило и Маш! Чернота, холод и мрак! Маяки, которыми они заправляют, – лживые! Их лучи заманивают Сережу прямо на скалы, чтобы его фрегат «Не тронь меня!», его маленький кораблик из бумаги, разбился вдребезги. И Белка не в силах этому помешать.

Или – в силах?

– Тебя не удивляет, что этот человек никак не доберется сюда, Маш? Ведь он должен был приехать несколько дней назад.

– У него дела в Европе, ты же знаешь.

– Так сказал даунито. А обвести даунито вокруг пальца, напеть ему в безмозглые уши всякую ересь труда не составит. Так почему он не приехал?

– Почему? – Маш завороженно смотрела на Шило.

– Потому что он уже здесь. Возможно даже наблюдает за нами. Где-то здесь спрятаны камеры, зуб даю!

– Зачем ему все это?

– Чтобы посмотреть, как мы собачимся из-за наследства. Чтобы разыграть перед нами комедию с помощью подставных актеров, вытащить из нас все дерьмо и оставить с носом. Так легче, поверь.