Книга Информация - Роман Сенчин

Десять-двенадцать закутанных в платки, полных, мясистых матрешек пели не на сцене, а рядом. Баянист сидел на стуле и бойко аккомпанировал.

Увидели нас, остановились.

– Вот наша гордость, – представил их глава села, – хор «Рыбачки». Не все, но основной костяк… А это, – указал на меня, – журналист из Москвы… м-м…

Поняв, что он забыл, как меня зовут, я представился сам.

– Молоденький, – сказала одна из рыбачек; остальные добродушно засмеялись.

– Так, товарищи, – наоборот, построжел глава, – спойте для нашего гостя лучшую песню. Про Коктюбей.

Женщины послушно выстроились в полукруглую шеренгу; баянист установил удобнее на ляжках свой инструмент, напрягся, готовясь заиграть.

«Как в соцреализме каком-то», – мелькнула мысль, и я усмехнулся, правда, про себя. Внешне был приветлив и доброжелателен.

Баянист заиграл лирическую мелодию, рыбачки закачались, запели… Сперва я не мог понять ни слова, но постепенно тарабарщина стала превращаться в членораздельные фразы:

…Традиции, обычаи

Твоих былых времен,

И купол храма светлый,

Что к небу устремлен.

По-своему приветливо

Рыбацкое село.

Рыбак мотор заводит,

Едва лишь рассвело.

Я осторожно достал из кармана диктофон, включил на запись. «Пригодится».

…И Господу помолимся,

Чтоб мир был, благо ей.

Святые Павел, Петр,

Храните Коктюбей!

Святые Павел, Петр,

Храните-е-е…

Кок-тю-у-бе-ей!..

Мы с главой села похлопали.

– Ой, чтой-то озябла я, девочки! – по-актерски воскликнула одна из певиц. – Давайте полечкой согреемся!

– «Полечка рыбацкая»! – объявила другая.

Баянист рванул мехи, пробежался пальцами по кнопкам, и хор тут же задорно отозвался:

Много танцев есть у нас —

Вальс, фокстрот и па-де-грас,

Танго, блюз и менуэты,

Но милее всех на свете

Полечка рыбацкая,

Эх да залихватская!..

После этой песни репетиция кончилась, и женщины повели нас в соседнюю комнату – гримерку, видимо, – где был накрыт стол. Тарелки с соленьями, пирожки, салаты, бутылки.

– Давайте, давайте! У нашей Анюты день рождения.

Я послушно шлепнулся на стул. Глава поотказывался, но быстро сдался:

– Ну что ж, десять минут можно.

Одна из рыбачек, круглолицая, с железным зубом, потянулась ко мне через стол с водкой.

– Выпьете рюмочку?

– Не откажусь, – кивнул я. – Замерз. А почему так холодно?

– Промерз клуб наш. Топим, только когда мероприятия. Михаил Павлович мечтает водяное отопление протянуть, но денег всё не дают.

– Да, с отоплением у нас проблемы, – вздохнул глава. – Раньше уголь завозили, дрова, а теперь такие цены… Кочегарку бы общую построить для клуба, школы, фельдшерского пункта. Рядом стоят, хорошо можно устроить… Что ж, – встряхнулся, – поздравляю Анну Семеновну с днем рождения! Не терять энергии, быть такой же веселой, деятельной!

Анна Семеновна, лет шестидесяти, молодо улыбалась…

Вообще женщины были пенсионного возраста. Лишь двух – ту, что налила мне водку, и еще одну, в черном обтягивающем платье под расстегнутой курткой, подчеркивающем большие шары грудей, можно назвать условно молодыми. Примерно лет сорока. Но и пожилые, и помоложе были веселы, как школьницы. Правда, в этой веселости чувствовалась какая-то искусственность (передо мной и своим главой, что ли, играли?) и даже отчаяние. Вот, дескать, несмотря ни на что, мы радуемся.

Пришла Надежда Николаевна, и ее встретили шумно, усадили, навалили на тарелку еды, стали благодарить:

– Спасибо за заботу!.. Спасибо, что муниципальным наш хор сделали!..

– А что это дает? – подзахмелев от двух рюмок, влез я с вопросом.

– Ну как же! – удивилась женщина с железным зубом. – До этого мы самодеятельными были, бесплатно выступали, репетировали, а теперь хоть по четыре тысячи, но получаем. Плюс за концерты.

– Раньше-то, помню, – засмеялась Анна Семеновна, – собираемся на распевки, а мужья: «Куда опять погреблась?» А теперь сами: «Тебе на репетицию, собирайся-собирайся». Теперь мы у них добытчицы.

И рыбачки довольно закивали этим словам. Но тут же и загоревали:

– Да, сидят без работы. Как это, рыбакам и не рыбачить…

Мне налили еще рюмку; я поискал взглядом, чем бы закусить. Еды вроде бы было много, но все какое-то не такое. Солений не хотелось, холодных пирогов тоже… Одна из женщин заметила мои поиски, протянула тарелку:

– Оладушек икорных попробуйте.

– Икорных? – насторожился глава села.

– Да это щучья, с того года еще. Баночка в подполе стояла, решила вот напечь…

– М-м, ну ладно.

Чокнулись разными напитками. Я бросил в себя водку и смело откусил оладушек. Прожевал, проглотил. Что-то солоноватое, словно бы из склеенных мягких зернышек… Терпимо. Доел.

– Извините, хозяева, пора нам ехать, – вздохнула Надежда Николаевна. – Еще дел много сегодня. Успеть бы…

Женщины принялись уговаривать, хоть и искренне, но без большой надежды, посидеть еще.

Я посчитал нужным сказать, что село мне очень понравилось, и песни, и «Рыбачки».

– У вас здесь жизнь настоящая чувствуется, – сделал под конец комплимент.

И сразу же получил ответ:

– Так переезжайте к нам. Дом подберем хороший, писать про нас будете. На баяне научим играть. Если не женаты, так и женим – девки-красавицы есть.

Сказано было опять (как и позавчера в редакции) как бы в шутку, но и с долей некоторой серьезности. Вдруг, дескать, возьмет и переедет…

Мне оставалось пообещать:

– Буду думать. Уж точно – буду вспоминать о вас. Спасибо.

Вторую половину дня провел, как и накануне, в редакции. Надежде Николаевне (хотя вряд ли ей, скорее главе района) пришла идея написать письма патриарху, главному муфтию и Лукину. Я, естественно, поддержал, – странно было бы, если б сказал, что не стоит.

И мы несколько часов составляли эти письма. Время от времени Надежда Николаевна отходила звонить по телефону – видимо, согласовывала формулировки с начальством. Со мной связывался Виктор Федорович и сообщал, что договаривается с отцом Александром о нашей встрече, потом – с отцом Юрием, благочинным православных приходов Кизлярского округа. «Если договорюсь, поедем в Кизляр, – добавлял. – Хорошо? Здесь рядом». – «Поедем, конечно, – отвечал я изо всех сил приподнято. – Я готов».