Книга Алмазное сердце - Ирина Шевченко

— Я вообще-то не курю.

— И я. — Унери пыхнул дымом, раскуривая вторую трубку. — Но так надо, поверь.

Он сыпанул в костер пригоршню каких-то листьев, и в считаные секунды небольшую полянку, на которой мы расположились для вызова не невинно убиенной Анны Тисби, заволокло густым белым дымом.

— Посидим, брат, покурим, — словно издалека долетел до меня голос Ричарда. — Поговорим о жизни, о смерти…

Игривые огненные язычки разогнали дым над костром, и я увидел лицо Рика. Шаман, не сводя с меня глаз, поднес ко рту трубку и неглубоко затянулся, показывая мне пример. Ладно, нужно так нужно. И, если уж совсем честно, лет в четырнадцать я пробовал курить. Дядя Грегори гостил тогда у нас, и я стянул у него сигару. Ох и дрянь же!

Но табак Рика был другим. От него горло не драло, и во рту не горчило. Дым был легким, мягким, сладковатым на вкус…

— Поговорим, брат, — повторил унери. — На границе мира духов путникам открывается истина… Даже когда ты не ждешь никаких открытий. Спроси — и получишь ответ. Только подумай хорошенько, что бы ты хотел узнать.

Что? Я вдохнул и медленно выпустил через ноздри новую порцию дыма. Не знаю.

Пригляделся к виконту Энсоре, и первый вопрос нашелся сам собой.

— Рик, а… почему у тебя такие большие глаза?

— Это чтобы лучше тебя видеть, брат, — усмехнулся он, отправляя в небо колечки дыма.

— Э-э-э… А уши?

— Чтобы лучше тебя слышать, брат.

— А что это мы такое курим?

— Хороший вопрос, брат. Очень хороший. Но он немного запоздал. Видишь дверь за моей спиной?

Я заметил лишь зыбкий абрис, но после глубокой затяжки зрение заметно улучшилось.

— Я пойду внутрь, а ты будешь ждать меня у двери, — сказал Рик.

— Нет! — Я решительно поднялся. — Я пойду.

Я заварил эту кашу — мне и расхлебывать.

Шаман не стал меня отговаривать.

— Я буду рядом, брат, — пообещал он, прежде чем растаять в белом дыму.

…Дверь вела в осень.

Дым костра превратился в прозрачный туман, окутавший тихий парк под серым бессолнечным небом. Деревья в блеклой позолоте. Жухлая трава. Пестрые кустики хризантем. Кованые столбы фонарей выстроились по обе стороны от мощенной ровными серыми плитами аллеи, уходящей в занавешенную белесой пеленой даль…

Я замер, оглядываясь и прислушиваясь. Ни единого движения, кроме едва уловимого шевеления листьев. Ни единого звука.

«Вперед, приятель, — подбодрил я себя мысленно. — Не так уж тут и страшно».

Шаги бесшумны, тело легче кружащегося над дорожкой кленового листа. Большой, ярко-желтый, с неровным багряным кантом, он медленно раскачивался в воздухе передо мной, улетал вперед и вновь возвращался, как будто просил, чтобы я последовал за ним.

Куда ты меня зовешь, листочек?

…Женщина сидела на скамейке под старым дубом, зябко кутаясь в наброшенную поверх серого шерстяного платья шаль, синюю — в цвет больших задумчивых глаз. Увидела меня и поднялась навстречу. Улыбнулась, убрала за ухо упавшую на лицо золотистую прядку.

— Я получила вашу записку.

Голос у нее был мягкий, обволакивающий, словно стелящийся у ее ног туман.

— Мою записку?

— Разве не вы назначили мне встречу, дэй…

— Селан. Джед Селан. Да, я хотел поговорить с вами.

— Анна. Но вы ведь уже и так знаете, да? Анна Тисби. — Она непринужденно взяла меня под руку. — Прогуляемся? Драмлин невероятно хорош в это время года. Тут так легко и спокойно и так хорошо думается.

Красивое молодое лицо на мгновение изменилось, превратившись в восковую маску покойницы: морщинистая кожа, впалые глазницы, посиневшие губы. Но безмятежная улыбка разогнала наваждение… Хотя, скорее, она сама была наваждением — красавица Анна из осеннего Драмлина.

— Так о чем вы хотели поговорить, дэй Селан?

Я рассчитывал на иное. Сам не знаю, на что, но уж никак не на прогулку по парку в компании очаровательного призрака. Но, видимо, таков был ее мир — мир увядших красок и учтивых речей. Из полуголого, раскрашенного и растрепанного оборотня я превратился в солидного дэя с аккуратно зачесанными назад волосами, в костюме цвета кофе с молоком и с элегантной тростью в руке. А на другую мою руку легко опиралась Анна-Виктория, желавшая знать, зачем я пришел в ее осень.

— Понимаете ли, — начал я осторожно, — ко мне попала вещь, принадлежавшая когда-то вашему мужу. Первому мужу…

— Первому? — Женщина растерянно улыбнулась, заподозрив в моих словах шутку. — У меня лишь один муж, дэй Селан. Первый и единственный. Если вы нашли что-то, принадлежащее Натану, и хотите это вернуть, я провожу вас в дом…

Она резко умолкла и нахмурилась.

— Нет, простите. Мужа сейчас нет в Драмлине. Он… Вы не знаете, где он?

От наполнявшей этой вопрос тоски сделалось не по себе. Что я должен был сказать? Что ее муж давно мертв, как и она сама?

— Он в столице! — вспомнила она сама и с облегчением вздохнула. — Натан занимает ответственный пост при дворе и не может приезжать слишком часто, но он… Он все еще любит меня?

Бледные пальцы с силой вцепились в мой рукав. Требовательный взгляд впился в лицо.

— Любит?

В глазах потемнело… Нет, всего лишь декорации сменились. Пустынная аллея исчезла, и я оказался в скудно освещенном коридоре какого-то дома. Сощурился, присматриваясь к новому месту. Хозяева явно не бедствуют: дорогие шелковые обои, натертый паркет, живые цветы в высоких вазонах, на стенах — портреты в богатых рамах, только лиц не разобрать в полумгле.

— Анна?

Женщина как будто не слышала меня, каменным изваянием застыв у двери, из-за которой звучали негромкие мужские голоса. Она тоже выглядела теперь иначе. Теплый наряд для прогулок сменило простое домашнее платье, а волосы спрятались под чепец.

— Там ваш муж? — спросил я, указав на дверь.

Призрак не ответил.

Я хотел дотронуться до ее плеча, но рука прошла его насквозь и уткнулась в стену.

— Я не знал, что она приедет, Людвиг. Лишь два дня назад получил письмо из Драмлина, а сегодня она уже здесь.

— Она — твоя жена.

Я вздрогнул, услыхав этот голос. Он мало изменился за прошедшие с того разговора годы. Людвиг. Дэй Людвиг Менно. Отчего я не подумал, что они с Тисби могли тесно общаться в свое время, а то и дружить? Оба служили при дворе, занимали примерно одинаковое положение при Эдуарде…

— Я помню, что она моя жена. И я не отказываюсь от обязательств. Но Анне лучше было бы остаться дома. Столичная жизнь, приемы, все эти незнакомые и малознакомые люди опасны для нее…