Книга Император. Врата Рима - Конн Иггульден

Сулла объявил Перворожденный легион предателями, земли и богатства которых переходят к сенату. Членов их семей выгнали на улицу завистники-соседи. Еще сотни были казнены, причем казни до сих пор не закончились. Это станет черной отметиной на славной истории семи холмов — но разве у него есть выбор?

Девушка-рабыня подошла к Сулле с чашей ледяного фруктового сока. Для вина было слишком рано, да и ему нужно было многих увидеть и осудить. Он знал, что Рим снова воспрянет, но для этого всех друзей и сторонников Мария — всех врагов Суллы — нужно было вырезать, как опухоль из здоровой ткани.

Сулла поморщился, хлебнув сока из золотой чаши, и провел пальцем по опухшему глазу и краям багровой раны на правой щеке. Это была самая сложная битва в его жизни, по сравнению с которой вся кампания против Митридата выглядела довольно бледно.

Он снова вспомнил смерть Мария. В последние дни он часто об этом вспоминал. Впечатляюще. Тело Мария не положили в костры. Сулла подумывал, не поставить ли на одном из холмов его статую, чтобы продемонстрировать свое величие и умение отдавать должное мертвым. Или просто бросить его в ямы с остальными? Впрочем, это уже не имеет значения.

Зал, в котором он сидел, был почти пуст. С куполообразного потолка на Суллу с любовью смотрело изображение Афродиты в греческом стиле — прекрасная нагая женщина, укутанная собственными волосами. Сулла хотел, чтобы гости видели, что он любимец богов. Рабыня с кувшином стояла в нескольких шагах, готовая по малейшему жесту снова наполнить его чашу. Кроме нее, в зале был только палач, стоявший неподалеку перед маленькой жаровней и мрачного вида инструментами своего ремесла, разложенными на столике. Кожаный фартук с утра уже покрылся кровавыми брызгами, но палача ждало еще много работы.

Бронзовые двери, почти такие же большие, как те, что вели в сенат, загремели от удара латной перчаткой. Два легионера открыли двери и втащили крепкого солдата со связанными запястьями и щиколотками. Они подтянули его по блестящей мозаике к Сулле, и он увидел, что лицо солдата избито и нос сломан. Вслед за легионерами вошел писец со свитком пергамента.

— Этот — Орсо Ферито, господин, — пропел певец. — Его нашли под грудой людей Мария, опознан двумя свидетелями. Он возглавлял сопротивление части предателей.

Сулла гибким движением встал и приблизился к фигуре, дав знак охранникам, чтобы легионеру позволили упасть на пол. Орсо был в сознании; однако кляп из грязного куска ткани не позволял ему издавать никаких звуков, кроме звериного пыхтенья.

— Срежьте кляп. Я хочу допросить его, — приказал Сулла.

Приказ выполнили быстро и жестоко: из-под меча потекла свежая кровь, и лежащий застонал.

— Ты руководил одной из атак, верно? Это был ты? Мои люди говорят, ты взял командование после Мария. Ты тот самый человек?

Орсо Ферито поднял глаза, и в них блеснула ненависть. Он заметил кровоподтек и рану на лице Суллы и улыбнулся, открывая сломанные окровавленные зубы. Хриплый голос Орсо донесся словно из глубокого колодца:

— Я бы сделал это еще раз.

— Да, я бы тоже, — ответил Сулла. — Выжги ему глаза, а потом повесь.

Он кивнул палачу, который достал из жаровни узкую полоску раскаленного железа, зажав более темный конец в массивных клещах. Орсо забился, когда его руки связали кожаными ремнями, мышцы напряглись. Палач бесстрастно поднес металл так, чтобы сжечь ресницы, а потом надавил глубже, пока не раздался тихий животный вскрик.

Сулла осушил чашу, не ощущая вкуса сока. Он смотрел на пытки без удовольствия, поздравляя себя с тем, что ничего не чувствует. Он не чудовище; просто люди хотят сильного правителя и получат его. Как только сенат соберется снова, он объявит себя диктатором и сравняется по могуществу с царями старых времен. Тогда в Риме начнется новая эра.

Потерявшего сознание Ферито уволокли на казнь. Сулла провел в одиночестве всего несколько минут, после чего дверь снова громыхнула, и в сопровождении писца вошли новые солдаты. На сей раз он узнал юношу, спотыкавшегося между ними.

— Юлий Цезарь… — произнес Сулла. — Захвачен в плен в самом начале беспорядков, я полагаю. Позвольте ему стоять, господа, это не простой человек. Выньте кляп — осторожно.

Он посмотрел на молодого человека и с удовольствием отметил, как тот выпрямился. Лицо было немного избито, но Сулла знал, что его солдаты осторожны и не рискнут вызвать неудовольствие генерала, нанеся слишком большие повреждения до суда. Юлий Цезарь был высок, почти шесть футов, с мускулистым и темным от загара телом. Синие глаза смотрели холодно. Сулла ощущал его силу, заполнявшую весь зал, пока их не осталось только двое, а солдаты, палач, писец и рабыня не были забыты.

Сулла слегка откинул голову назад и довольно растянул губы:

— С прискорбием сообщаю, что Метелла погибла. Она покончила с собой прежде, чем прибыли мои люди, и ее не успели спасти. Я бы ее отпустил, но ты… ты — другое дело. Ты знаешь, что старик, которого захватили вместе с тобой, сбежал? Он будто выскользнул из своих пут и освободил второго. У юного патриция весьма необычные спутники. — Он заметил проблеск интереса на лице Юлия. — О да! Мои люди ищут эту парочку, но пока безрезультатно. Если бы тебя связали вместе с ними, думаю, ты уже гулял бы на свободе. Судьба — непостоянная любовница. Из-за твоего благородного происхождения ты здесь, а это помойное дерьмо — на свободе.

Юлий промолчал. Он не думал, что проживет и час, и понимал, что все, что бы он ни сказал, будет бессмысленно и бесполезно. Если он начнет кричать на Суллу, это его только позабавит, умолять — возбудит жестокость консула. Юлий молча продолжал смотреть на Суллу.

— Что у нас на него, писец? — обратился Сулла к человеку с пергаментом.

— Племянник Мария, сын Юлия. Оба погибли. Мать Аврелия жива, но безумна. Владеет небольшим поместьем в нескольких милях от города. Значительные долги частным домам, суммы не раскрыты. Муж Корнелии, дочери Цинны, брак заключен в утро перед битвой.

— А, — прервал его Сулла, — вот суть проблемы! Цинна мне не друг, хотя он был слишком хитер, чтобы поддерживать Мария в открытую. Он богат, и я понимаю, зачем тебе понадобилась поддержка старика. Хотя, конечно, твоя жизнь стоит большего. Я предложу тебе простой выбор. Откажись от Корнелии и поклянись в верности мне. Тогда я дам тебе жизнь. Если нет — мой палач уже нагревает инструменты. Марий хотел бы, чтобы ты остался в живых, юноша. Делай правильный выбор.

Юлий гневно воззрился на Суллу. Он слишком мало знал его, чтобы понять, насколько серьезно тот говорит. Возможно, это жестокая шутка, и Сулла сначала заставит его отказаться от тех, кого любит, а потом все равно казнит.

Словно слыша его мысли, Сулла снова заговорил:

— Разведись с Корнелией, и ты будешь жить. Этот простой поступок опозорит Цинну и ослабит его. Я дам тебе свободу. Все эти люди — свидетели моего слова как правителя Рима. Каков твой ответ?

Юлий не шелохнулся. Он ненавидел этого человека. Сулла убил Мария и уничтожил республику, которую любил его отец. Что бы он ни терял, ответ ясен, и эти слова он должен произнести.