Книга Опрокинутый рейд - Аскольд Шейкин

Вслед за конниками вступила пехота. Начались бои на улицах. Мамонтовские пушки не умолкали. Постепенно, расползаясь словно масляное пятно по бумаге, увеличивалась занятая врагом территория. Рассекая город, она упрямо, как и предрекал Михаил Михайлович, вытягивалась к той его окраине, которая завершалась въездом на Чернавский мост. И если главной целью белоказачьих частей, наступавших с запада, это и было, то командование всего корпуса надеялось, что после захвата моста тем частям удастся установить боевое взаимодействие с полками, все еще стоявшими в Рождественской Хаве, и чем их тоже втянуть в сражение.

Вскоре после полудня покинув Подгорное, туда же, к Чернавскому мосту, устремились Михаил Михайлович и Мануков. Шли они быстро, на Шорохова не обращали внимания. Он едва поспевал за ними.

Уже в одном из пригородов Воронежа, в Ямской слободе, их догнали конные. Ехали, придерживая лошадей. Во главе колонны плыло белое знамя. Ветер распластал его. В лучах солнца сверкала золотая надпись: «Да здравствует Учредительное собрание!»

На ходу Мануков указал на это знамя Михаилу Михайловичу:

— Новый символ!

Тот отозвался в привычном для себя тоне:

— И чем вас, роднулечка, сие зрелище восхищает?

— Позвольте! — возмутился Мануков. — Когда-то в России такой лозунг был весьма популярен. Сто процентов гарантии, что в Воронеже немало тех, кто встретит его ликованием.

Михаил Михайлович ничего не ответил, но заулыбался так, словно невзначай хватил уксуса.

Улица слободы выглядела пустынно. Лишь кое-где по два-три человека стояло у калиток, на мамонтовцев они поглядывали испуганно, белого знамени будто не замечали.

Немного спустя этот же отряд Шорохов и его спутники догнали в самом Воронеже. Отряд стоял. Путь ему преградила толпа господ в парадных сюртуках, чиновничьих мундирах. Было их около сотни, держали они пред собой темную доску иконы и на расшитом полотенце — каравай и серебряную солонку.

Как раз в тот момент, когда Шорохов и его спутники подошли, господин с широченным багровым затылком протянул каравай командиру отряда, полковнику лет тридцати пяти. Не сходя с лошади, тот взял руку под козырек, затем отломил корочку, обмакнул в соль, положил в рот, поблагодарил господина, передал каравай находившемуся рядом офицеру.

Но господин пожелал еще и произнести речь. До Шорохова долетали обрывки фраз:

— …два года страданий… осенит себя крестным знамением… именем господа…

Речь эта продолжалась и продолжалась. Полковник вскинул нагайку и перетянул ею господина по лысой макушке. Тот повалился под ноги коню. Отряд с места взял резвую рысь. Прочие господа кружком обступили упавшего.

Мануков требовательно глянул на Михаила Михайловича:

— Что произошло? Я не понял.

— Нич-чего особенного, мой превосходнейший. Дополнение к лозунгу, которым вы любовались.

— Хватит ерничать! Как ничего? Я видел! Михаил Михайлович скорбно наклонил голову:

— Он, роднулечка, употребил слово «товарищ». От радости, само собой. Въелось. Хорошо, что в руке этого ратоборца не было чего-нибудь повнушительней.

— Перестаньте, — оборвал его Мануков. — Ничуть не смешно.

• • •

Потом они шли по улицам уже захваченной белоказаками части Воронежа. Из-за болезненного состояния Шорохов запоминал да, пожалуй, и видел все как-то отрывочно.

…Бегущие навстречу мужчины и женщины с кулями и ящиками.

.. Казак, который выстрелом из винтовки сбил замок магазина, нагрузил себе там здоровенный мешок и теперь, стоя у взломанной двери и ногой наступив на этот мешок, обращался к толпе горожан на противоположной стороне улицы:

— Заходите, православные! Советская власть, та отнимала от вас, а мы даем. Душа у нас добрая… Идите с нами — все будет ваше. Мы — для всех. Заходите, берите все…

.. Другой казак, который замахивался плетью на согнанных в подворотню то ли взрослых, то ли детей, требовал:

— Кричите, бисовы души, ура!..

… Вновь белое знамя с лозунгом «Да здравствует Учредительное собрание!», плывущее во главе отряда казаков, а на тротуарах нигде ни души…

• •

Улица, которой шли они, круто свернула вправо и вниз.

— Эй! Туда не ходи! — из-за угла кирпичного забора закричали им несколько человек.

Оказалось — они у спуска к Чернавскому мосту. В проулке здесь скопилось с полсотни спешившихся казаков да дюжины три господ вроде тех, что приветствовали мамонтовцев при въезде в город, — солидных, немолодых, в мундирах и сюртуках.

Сразу выяснилось: едва кто-либо пытается выйти на мост, с противоположного берега начинают бить пулеметы. Пути дальше нет.

Стало темнеть. В проулке заполыхали костры. У одного из них прилег Шорохов. Старался не упускать из виду спутников. Они, впрочем, никуда больше не собирались. Как и все остальные тут, ждали встречного натиска белоказаков.

А его не будет. Те полки небоеспособны. Полностью. Он так связному и сказал. И может, пулеметчикам на той стороне это уже передали? Знать бы.

Господа в мундирах и сюртуках льстиво поглаживали лошадиные шеи. Из золотых портсигаров угощали конников папиросами. Те благодарили, но и поглядывали на портсигары с таким живым интересом, что господа, поеживаясь, засовывали их поглубже в карманы.

Наконец в проулок подвезли трехдюймовое орудие. Отцепив лошадей, казаки-артиллеристы вручную стали выкатывать его на мост, чтобы ударить по пулеметам прямой наводкой.

Противоположный берег засверкал выстрелами. Орудие покатилось назад, сминая людей, лошадей, кирпичный забор, костры за ним…

Резво подпрыгивая, господа начали разбегаться. Шорохов смотрел на них без улыбки. На это не было силы. Попытку вкатить пушку на мост казаки предпринимали несколько раз. Все безуспешно.

• • •

«Части бригады отвести на левый берег реки Воронеж, в слободу Придача. Оборонять ее до последнего. На отряды совслужащих и рабочих, временно переданные в распоряжение бригады, это не распространяется. Впредь ими будет командовать непосредственно штаб коменданта». Такой приказ командир 3-й Отдельной стрелковой бригады Седякин получил в восемь часов вечера.

Нарочного, который устно передал его, он знал лично. Была с ним записка: «Саша! Это тебе от меня. Костя». Саша — он, Седякин. Костя — Еремеев, комендант Укрепленного района, да и почерк знакомый. Все вместе — конспирация на случай, если нарочного перехватит казачий разъезд. Отсюда и фамильярность, обычно их отношениям чуждая.

Но только подумать! Уходить за реку, когда в городе бой.

Конечно, персонально своей роли в нем Седякин не преувеличивал. Оперативно руководить сражением при отсутствии быстрой связи, да еще в полной темноте, невозможно. Остается лишь самому появляться то на одном, то на другом участке. Подбадривать личным примером. Так ли это много дает? Во время боя сила военачальника в маневре резервами. Однако их-то у штаба бригады больше нет. Даже комендантской команды. Полегла. Да и всех остальных уже осталось немного. Разрозненные роты разных полков. Всего три сотни бойцов. Сейчас они — костяк обороны. И вот увести их за реку. При том, что от города-то, с запада, к этой самой Придаче через Чернавский мост мамонтовцам никогда не прорваться. Скосят пулеметами.