Книга Жена тигра - Теа Обрехт

Не знаю уж почему, но я не нашел в себе сил заметить: «Как, интересно, могло это замечательное застолье состояться шестьдесят лет назад, если вам и тридцати-то не дашь?»

А он продолжал:

— «Большой медведь» — чудесная таверна в королевском охотничьем парке, где можно было самостоятельно подстрелить дичь, а потом шеф-повар ее специально для вас приготовил бы. Та женщина — помните, я вам рассказывал о ней и о том, как она умерла, — бывала там со мной, когда мы отсюда сбежали.

— Так она была родом из Саробора? — воскликнул я. — А я и не понял.

— Каждый из нас откуда-нибудь родом, доктор. Вон там она на гуслях играла… — Он указал на Старый мост. — Да, прямо вон там.

Нам принесли салат из зеленого перца и осьминога и сарму. Не успел официант расставить тарелки и блюда, как бессмертный человек сразу положил себе изрядную порцию чудесно пахнущего салата. Он большой ложкой так активно накладывал на тарелку капустные листья, красный перец, пурпурно-розовые щупальца осьминога, блестящие от масла и соков, что и во мне тоже пробудился аппетит. Я стал неторопливо пробовать салаты, но ел медленно, осторожно — кто его знает, может, еда отравлена? Вдруг старый официант прислуживает нам, горя жаждой мести? Может, именно поэтому бессмертный человек и находится сегодня здесь? Но оказалось, что я просто не мог не есть, когда в Мархане постепенно гасли огни, а Гавран Гайле безостановочно и с искренним восторгом говорил о тех закусках, которые выставлены перед нами. Особенно громко он восхвалял их замечательные вкусовые качества, когда к нам приближался старый официант.

— Какое удивительно свежее масло! — восклицал бессмертный человек. — Как прекрасно все пахнет!

У меня возникало ощущение, будто он специально вдалбливает это мне в голову, потому что сегодня моя последняя трапеза. Боже мой, зачем только я сюда приехал? Что же я натворил?

Официант принес солнечника, целиком зажаренного на решетке. Рыба, покрытая румяной хрустящей корочкой, была поистине великолепна. Он осторожно разрезал тушку специальным ножом — мякоть внутри выглядела удивительно нежной и сочной — и положил нам на тарелки по куску рыбы, а потом обложил их вареным картофелем с петрушкой. Сочная, свежая зелень так и льнула к горячей картошке, желтой и рассыпчатой. Бессмертный человек уплетал все это с несказанным наслаждением и все говорил, какое это прекрасное кушанье. Еда действительно была великолепна, хотя из Мархана по-прежнему доносились артиллерийские залпы. Но война как-то гораздо легче воспринимается, когда вкушаешь такое, да еще и сидя над рекой на балконе с видом на Старый мост.

Но мне все-таки необходимо было понять, что все это значит, поэтому я в какой-то момент спросил у него напрямик:

— Вы здесь для того, чтобы сказать мне, что я скоро умру?

— Что, простите?.. — Он посмотрел на меня с удивлением.

— Эта роскошная трапеза и потакание собственным слабостям… — сказал я. — В общем, если вы здесь для того, чтобы я мог насладиться своим последним в жизни ужином, то мне хотелось бы это знать. Разумеется, надо позвонить жене, дочери и внучке, чтобы с ними попрощаться.

— Если вы, доктор, задаете мне подобный вопрос — а я надеюсь, что вы это делаете без всякой задней мысли, — то согласны с правдивостью моего рассказа о том, кто я такой, и готовы уплатить мне должок, да?

— Конечно же нет! — возмутился я.

— Вам нужны еще доказательства?

— Но ведь мы еще и кофе не пили!

Гавран Гайле осторожно промокнул губы уголком салфетки и спросил:

— Могу я ее увидеть?

— Что именно?

— То, что вы предложили в залог, доктор. Вашу книгу. Позвольте мне взглянуть на нее.

— Нет, — отказал я, чувствуя настоящую тревогу.

— Да успокойтесь же, доктор! Я ведь всего лишь попросил показать мне вашу книгу.

— Но я же не прошу вас показать мне ту чашку, — сказал я, но Гайран явно не собирался отступать.

Он положил нож и вилку, перестал есть и сидел, глядя на меня. Через какое-то время я не выдержал, вытащил свою «Книгу джунглей» и протянул ему.

Прежде чем взять ее у меня, бессмертный человек ласково провел рукой по обложке, перелистал страницы и сказал так, словно отлично помнил историю Маугли:

— О да!

Затем он принялся рассматривать иллюстрации и читать стихи Киплинга. Я очень опасался, что Гайран ее у меня заберет, но боялся его огорчить. Вдруг он почувствует, что я ему не доверяю?

— Рикки-Тикки-Тави, — мечтательно промолвил он и протянул мне книгу. — Его я особенно хорошо помню. Он мне нравился больше всех.

— Как странно, что вам понравилась именно хищная ласка, — сказал я.

Он не упрекнул меня и не поправил, хотя мы оба отлично понимали, что я зря попытался его обидеть, да к тому же оказался неправ. Рикки-Тикки-Тави, конечно же, был мангуст, а не ласка.

Гавран Гайле с улыбкой наблюдал за мной, пока я засовывал книгу обратно во внутренний карман, потом наклонился через стол и тихо сказал:

— Я здесь ради него. — Он кивнул в сторону официанта.

Бессмертный, правда, так и не признался, что пришел не за мной, но я очень устал, мне вдруг стало страшно за старика, и я спросил:

— А он знает?

— Откуда ему знать?

— Раньше вы, помнится, заранее людей предупреждали.

— Верно, но с тех пор я кое-чему научился. Все мы понемногу учимся, не правда ли? Когда мы с вами в прошлый раз встречались, доктор, я все еще набирался необходимых знаний. Если я сейчас скажу ему, он, пожалуй, проткнет меня шампуром для шашлыка, и я буду долго после этого выздоравливать, что было бы очень некстати. Ведь — как вы и сами предположили — у меня очень много работы. — Он снова сел спокойно и вытер рот салфеткой. — Да и что хорошего, если он о заранее узнает о своей скорой смерти? Ведь сейчас старик счастлив, подает роскошные блюда двум приятным клиентам, а война уже на пороге. Так пусть он и останется в счастливом неведении до самого последнего часа.

— Вот как? — Я прямо-таки слов от возмущения не находил. — Но ведь бедняга мог бы провести это время дома… в кругу семьи.

— Потакая своим слабостям, мы тем самым балуем и его, — пояснил бессмертный. — Ведь этот человек чрезвычайно гордится своим мастерством и тем, что сейчас подает поистине великолепный ужин накануне войны. Сегодня он пойдет домой и расскажет родным, как накрывал этот стол, последний в его жизни, в гостинице «Амоварка». Завтра, когда старика уже не будет на свете, тем членам его семьи, которые останутся в живых, будет о чем вспомнить. Ведь его рассказ о нашей трапезе они не забудут никогда, даже после окончания войны. Понимаете?

Официант собрал и унес наши тарелки и большое блюдо с обглоданными дочиста косточками судака-солнечника. Он элегантно поставил на ладонь целую стопку тарелок, балансируя свободной рукой с накинутой на нее белоснежной салфеткой, а я все думал, что тоже никогда не смогу забыть столь памятный ужин, которым так и не сумел толком насладиться из-за страха, снедавшего меня.