Книга Недостающее звено - Михаил Ахманов

Переломить эту традицию залихватской козьмакрючковщины смогли только братья Стругацкие – их незабываемая повесть «Трудно быть богом», на которой выросли уже два, если не три поколения, которую мы читали и перечитывали, передумывали и переживали. Похоже, в отличие от всех нас Стругацкие восприняли в марктвеновском «Янки…» именно трагически-безысходный финал – при всей легкости их письма, приключения благородного дона Руматы Эсторского лишены залихватской лихости похождений Хэнка Моргана. Не сравниваю: разные, совсем разные это книги, сопоставимые не более, чем «Гамлет» и «Дон-Кихот». Впрочем, шекспировскую трагедию с романом Сервантеса таки сопоставляли – да еще как…

И снова, казалось бы, все сказано. Перечитайте диалог Руматы с доном Кондором в Пьяной Берлоге. (Помните: «Мы здесь боги, Антон, и должны быть умнее богов из легенд, которых здешний люд творит кое-как по своему образу и подобию. А ведь ходим по краешку трясины. Оступился – и в грязь, всю жизнь не отмоешься. Горан Ируканский в «Истории Пришествия» писал: «Когда бог, спустившись с неба, вышел к народу из Питанских болот, ноги его были в грязи».) Перечитайте разговор Руматы с мятежным Аратой Горбатым (Помните: «Вы ослабили мою волю, дон Румата. Раньше я надеялся только на себя, а теперь вы сделали так, что я чувствую вашу силу за своей спиной. Раньше я вел каждый бой так, словно это мой последний бой. А теперь я заметил, что берегу себя для других боев, которые будут решающими, потому что вы примете в них участие… Уходите отсюда, дон Румата, вернитесь к себе на небо и никогда больше не приходите. Либо дайте нам ваши молнии, или хотя бы вашу железную птицу, или хотя бы просто обнажите ваши мечи и встаньте во главе нас».) Перечитайте разговор с достопочтенным доктором Будахом. (Помните: «Будах тихо проговорил: «Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными… или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой». – «Сердце мое полно жалости, – медленно сказал Румата. – Я не могу этого сделать».) Все продумано, все прочувствовано. Выработан кодекс: в отличие от Хэнка Моргана, прогрессор – во избежание культурного шока – фигура теневая, неявная, серый кардинал, чьи действия подчинены высоким замыслам, недоступным пониманию окружающих. Правда, Антон-Румата и его коллеги вроде бы не совсем прогрессоры – скорее, пестуны, в чью задачу входит кого-то оберечь, иного спасти, третьего поддержать, хотя лишь тех, чьи деяния явным образом способствуют прогрессу цивилизации. Но так или иначе, а вывод обжалованию не подлежит. Печальная дилемма: либо уйти и не вмешиваться, либо загонять в счастье железным кулаком.

Впрочем, Стругацкие же и обжаловали. Зерно было посеяно еще в ходе второй беседы прогрессоров в Пьяной Берлоге, когда дон Кондор произнес: «При чрезвычайных обстоятельствах действенны только чрезвычайные меры». Эти меры – не для прогрессора Антона; его отчаянный и кровавый финальный бросок – от безнадежности, бессилия и, может быть, от подсознательного приятия законов, по которым живет мир Арканара; это поступок дона Руматы, в котором Антон растворился без следа. Чрезвычайные меры – это уже Максим «Обитаемого острова». Как-то один из младших коллег заметил мне, что для его поколения культовыми фигурами, на которых они вырастали, были сперва булычевская Алиса, а позже – Максим братьев Стругацких. Вот ведь как – он, а не Румата, чего я внутренне ожидал. А ведь именно с ним на смену рефлексии, до разрыва груди напряженному чувству, пришло действие, порою (не у самих Стругацких, разумеется, – у пошедших, в меру разумения и таланта, по их стопам; таковых предостаточно, и вряд ли есть смысл перечислять) заметно опережающее мысль. Высокая трагедия уступила место крутому боевику. Исключения из этого правила – вроде «Волчьей звезды» Марии Галиной – достаточно редки, хотя тем приятнее. Самое интересное из них, правда, принадлежит не кому-либо из отечественных авторов, а британско-ланкийскому фантасту Артуру Кларку – я имею в виду черный монолит из «Космической одиссеи 2001 года», едва ли не единственный пример прогрессорства, безупречного с рациональной, научной, инженерной точки зрения, но как раз по этой причине не вызывающий ни малейших эмоций. Это удачный проект, но в нем ни на гран трагедии, ни намека на сердце и душу.

К числу подобных исключений относится и ахмановский цикл об Иваре Тревельяне – из него пока вышли три книги: «Посланец небес», «Далекий Сайкат» и «Недостающее звено». Цикл, кстати, прекрасно иллюстрирующий, зачем (но не почему – о том предстоит разговор особый) в таком обилии разбредаются прогрессоры по пыльным тропинкам далеких планет. Причина, замечу, все та же, по которой не удерживается в памяти финал «Янки…»: не смириться душой. И, хлебнув для храбрости «за успех нашего безнадежного дела», вновь и вновь авторы пытаются нащупать в неразрешимом противоречии спасительную брешь, слабину, которая позволила бы найти удовлетворительное решение. Михаил Ахманов поставил это дело на широкую ногу. Он творит фантастическую сагу, по масштабу близящуюся к азимовскому «Основанию», населяя ее самыми разными звездными расами и вписывая человечество в сложную систему галактических взаимосвязей, среди которых прогрессорство – лишь одна из граней, хотя и весьма немаловажная. Подозреваю, что в первоначальном плане серии прогрессорства вообще не предусматривалось или же оно намечалось этаким неприметным боковым побегом, однако впоследствии автор не сумел-таки устоять перед сладким соблазном.

В его модели будущего делом братской помощи развивающимся расам занимается Фонд развития инопланетных культур (ФРИК), разработавший собственные (то бишь авторские) теории, методики, терминологию… И сотрудники Фонда – уже не рефлектирующие пестуны, а прогрессоры в полном смысле слова, ибо главной своей целью видят ускорение развития примитивных инопланетных обществ («примитивных» в данном контексте означает достигших по нашим меркам уровня не более высокого, нежели земное Средневековье, именуемого у Ахманова «порогом Киннисона»; тезис, может быть, и спорный, но согласимся с правилами игры). Основой их деятельности является введение в обиход инопланетных народов эстапов или ЭСТП – элементов социального и технического прогресса. (Замечу в скобках, что любовь к подобным аббревиатурам и вообще фантастической терминологии вкупе с некоторой холодностью стиля выдает в Ахманове скорее последователя Ивана Ефремова, нежели братьев Стругацких.) Примерами подобных эстапов могут служить идеи о шарообразности материнской планеты или о возможности одомашнивания животных, а на более поздних исторических этапах – проект паровой машины или ткацкого станка. Запомним это.

А пока обратимся к самому, пожалуй, любопытному с точки зрения нашей темы эпизоду – одиннадцатой главе («Воспоминание. Осиер»). Диалог прогрессоров – Тревельяна и Аххи-Сека, представляющих две различные цивилизации, – доказывает, что герои (а значит, и автор) понимают всю неоднозначность своей деятельности.

Вот об этой неоднозначности и пришел черед поговорить. Не «зачем», а «почему» – не о декларируемых целях прогрессорства, но о природе этого стремления.

О ЧЕМ МОЛЧАТ ПРОГРЕССОРЫ

Однако сперва придется разобраться с самим прогрессом. Что он, собственно, такое есть? Если обратиться к «Российскому энциклопедическому словарю», можно узнать, что «Прогресс (от лат. progressus – движение вперед) – направление развития, для которого характерен переход от низшего к высшему, от менее совершенного к более совершенному. О прогрессе можно говорить применительно к системе в целом, отдельным ее элементам, структуре развивающегося объекта».