Книга Великие мечты - Дорис Лессинг

Еще Сильвия выполняла работу, которая нечасто выпадает на долю врачей в Европе. Она обходила окрестные деревни и инспектировала источники воды. В качестве таковых она обычно находила грязные речки и протухшие колодцы. В этом году уровень воды был низкий, и от многих водоемов остались лишь застойные лужи, где с удовольствием размножались гельминты. Сильвия учила деревенских женщин, как определить некоторые болезни и в каких случаях нужно немедленно идти в больницу. Все больше и больше людей обращались к ней за помощью, потому что ее считали чуть ли не волшебницей, в основном — благодаря прочищенным ушам. Ее репутацию всячески поддерживал Джошуа, так как это помогало улучшить и его собственную, запятнанную по ассоциации с плохим доктором. Они с Сильвией «ладили», но ей приходилось закрывать глаза на его зачастую яростные обвинения в адрес белых людей. Иногда она не выдерживала:

— Но, Джошуа, меня здесь не было, как ты можешь винить меня в этом?

— Такая у вас плохая удача, доктор Сильвия. Вы виноваты, раз я так говорю. Теперь у нас черное правительство, и то, что я говорю, правильно. Потом наша больница станет очень хорошей, и у нас будут свои чернокожие доктора.

— Очень на это надеюсь.

— И тогда вы можете ехать обратно в Англию и лечить своих больных людей. В Англии есть больные люди?

— Конечно есть.

— А бедные люди?

— И бедные есть.

— Такие же бедные, как мы?

— Нет, ничего похожего.

— Это потому, что вы украли у нас все, что было.

— Раз ты так говоришь, Джошуа, значит, так и есть.

— А почему вы не у себя дома, не лечите своих больных?

— Очень хороший вопрос. Я часто сама его себе задаю.

— Но пока еще не уезжайте. Вы нужны нам, пока у нас нет своих докторов.

— Да, но ваши врачи не приедут сюда и не будут работать в таких бедных деревнях, как эта. Они все хотят остаться в Сенге.

— А у нас скоро будет богатая деревня. Богатая и красивая, как Англия.

Отец Макгвайр говорил ей:

— Сильвия, дитя мое, послушайте меня, я собираюсь побеседовать с вами серьезно, как ваш исповедник и наставник.

— Да, отец.

Тут нужно сделать небольшое отступление. Утверждать, что Сильвия утратила свою католическую веру, было нельзя, но ей пришлось в значительной степени пересмотреть убеждения. Католичкой она стала из-за отца Джека — поджарого строгого человека, который истязал себя аскетизмом, кстати не идущим ему. Его глаза обвиняли мир вокруг него, и каждое его движение было направлено против греха и ошибок. Сильвия любила этого человека и считала, что и он не равнодушен к ней. Пока он был самой большой любовью ее жизни. Отец Джек стоял за церковь, за Веру, за ее религию, а теперь Сильвия живет посреди буша в доме отца Макгвайра, добродушного пожилого человека, который любит поесть. Казалось бы, на диете из каши, говядины, помидоров и консервированных, изредка свежих фруктов невозможно быть гурманом. Чепуха. Отец Кевин кричал на Ребекку, если каша получалась недостаточно густой или слишком жидкой, и говядина для него должна была быть приготовлена в строгом соответствии с его требованиями и никак иначе, а картофель… Сильвия привязалась к Кевину Макгвайру, он был хорошим человеком, как говорила сестра Молли, но ее душа рвалась к страстному воздержанию того, другого священника, к красотам Вестминстерского собора и собора Парижской Богоматери, который она однажды посетила и навсегда запечатлела в памяти. Раз в неделю по воскресеньям в маленькой церкви, сложенной из грубого кирпича и обставленной табуретами и стульями местного производства, жители окрестных деревень собирались на мессу, и проводилась она на местном наречии и с плясками: женщины вставали с сидений и мощным танцем выражали свою веру и пели — о, прекрасно пели, да и в целом это было шумное, веселое мероприятие, как вечеринка. Сильвия сомневалась, была ли она хоть когда-то истинной католичкой, была ли она ею сейчас, хотя отец Макгвайр, в роли наставника, уверял ее, что да, конечно же. Сильвия спрашивала себя: вот если бы в маленькой церкви, заметаемой пылью, службы велись на латыни и если бы верующие стояли, и преклоняли колена, и хором отвечали, как положено, то не больше ли понравилась бы ей такая месса? Да, понравилась бы куда больше, Сильвия ненавидела мессу в том виде, в котором проводил ее отец Кевин Макгвайр, она ненавидела плотские танцы и безудержное пение, через которые (она понимала, разумеется) ослаблялись на время путы, стягивающие их жалкие трудные жизни. И еще Сильвии определенно не нравились монахини в их сине-белых рясах, напоминающих школьную форму. Отец Макгвайр сказал ей:

— Сильвия, вы должны научиться не принимать все так близко к сердцу.

Она взорвалась:

— Мне не вынести этого, святой отец. Я не вынесу того, что вижу. Девять десятых страданий беспричинны.

— Да, да, да. Но так уж здесь заведено. Да, так. Такие они. Они изменятся, я уверен. Да, само собой, они изменятся. Но, Сильвия, я различаю в вас задатки мученика, и это нехорошо. Вы взошли бы на костер с улыбкой, да, Сильвия? Я думаю, что с улыбкой. А пока вы сжигаете себя сами. Теперь я собираюсь прописать вам лечение, как вы прописываете лечение этим беднякам. Вы должны есть три раза в день. Вы должны больше спать — я вижу свет под вашей дверью и в одиннадцать часов, и в двенадцать, и позже. И вы должны каждый вечер гулять — хотя бы в буш. Или ходить в гости. Можете взять мою машину и съездить к Пайнам. Они хорошие люди.

— Но у нас с ними нет ничего общего.

— Сильвия, неужели вы думаете, что они недостаточно хороши для вас? Вы слышали, что Пайны всю войну просидели в этом доме — они были в осаде? Их дом поджигали. Они — смелые люди.

— Но они оказались не на той стороне.

— Да, это так, несомненно, это так, но при этом Пайны не дьяволы, какими рисуют эти новые газеты всех белых фермеров.

— Я постараюсь стать лучше. Надо научиться проще относиться к… ко всему.

— Вы с Ребеккой как пара маленьких горных кроликов в засушливый год. Но в ее случае причина в шестерых маленьких детях, которым не хватает еды. Вы же отказываетесь есть из каких-то…

— Я никогда много не ела. Мне не очень нравится еда.

— Жаль, что по некоторым моментам у нас с вами есть расхождения. Я вот люблю поесть, прости Господи, ох как люблю.

Жизнь Сильвии пошла по кругу: ее маленькая спальня, стол в общей комнате, потом больница, потом обратно — и так раз за разом, день за днем. Она практически не заглядывала в кухню — царство Ребекки, никогда не заходила в комнату отца Макгвайра и знала, что Аарон спит где-то в задней части дома. Когда отец Макгвайр не вышел однажды к ужину и Ребекка сказала, что он болен, Сильвия впервые оказалась в его спальне. Там стоял сильный запах свежего и старого пота, кислый запах тошноты. Он лежал, подпертый подушками, но соскальзывал в сторону. Священник лежал неподвижно, только грудь его вздымалась. Малярия. Бессимптомная стадия.