Книга Темный лорд. Заклятье волка - Марк Даниэль Лахлан

Пещера оказалась почти сферическая, достаточно высо­кая, чтобы встать в полный рост. Луис сидел на каменном приступке, волкодлак сидел рядом с ним.

— Что будем делать дальше? — спросил Луис.

— Мы в городе, на котором держится весь мир. Здесь, из источника, вытекают потоки магических сил. Именно ими питаются корни мирового древа. Мы сейчас на пути к источ­нику.

— Но что, если бог, которого ты ждешь, не придет?

— Он придет. Бог существует в трех формах. Он один из них. Это стало ясно из видения валы. Бог тот, кто на поле битвы под висящей кометой спит с отрезанной головой в но­гах. Это знак: сначала Один пьет из источника мудрости, за­тем обезглавливает Мимира, так что бог появится. Надо ему было убить меня, когда я просил.

— А я думал, это ты хотел его убить.

— Его нельзя убить.

— Мне кажется, Василий способен уничтожить весь мир, если пожелает. Только сейчас он далеко.

— Он придет.

— И как же ты хочешь спастись от своей судьбы?

— У источника. Там я обрету прозрение.

— Как ты узнаешь, где этот источник?

— Я слышу.

— Что ты слышишь?

— Руны. В нем живут руны. Они зовут к себе другие руны.

Элиф поднялся и полез под своды пещеры. Там откры­вался вход в узкий тоннель, куда с трудом протискивались его плечи. Волкодлак, извиваясь, заполз внутрь. У Луиса не было выбора, он последовал за ним, двигая перед собой лампу. Он даже не полз. Он извивался как змея, распластав­шись на животе, продвигаясь вперед по миллиметру. Он вдруг безумно испугался этого замкнутого пространства, он отчаянно мечтал дышать свободно, чтобы стены тонне­ля не стискивали грудную клетку. Ему не хватило бы хра­брости лезть дальше, если бы человек-волк не полз первым. Протискиваясь в подземелье, иногда с помощью одних лишь кончиков пальцев — так сильно были стиснуты ру­ки — он обнаружил, что не может и смотреть по сторонам, потому что из-за узкого лаза приходилось все время опу­скать голову. Он двигал перед собой лампу, борясь с под­ступающей паникой.

Он обязан ползти вперед, ради Беатрис. Он не поверил тому, что говорил ему волкодлак, однако ясно, что без де­монов тут не обошлось. Если Беатрис каким-то образом угодила в ловушку, он должен ее освободить. Мысль при­давала ему сил.

Луис в кровь ободрал колени и локти. Он двигался даль­ше: толкал перед собой лампу, извивался по-змеиному, делал короткую передышку, снова толкал лампу. Темнота вокруг казалась осязаемой, она была подобна громадной руке, ко­торая может в любой миг протянуться и загасить его крохот­ный светильник. Огонь в лампе заколыхался. Луис заставил себя поднажать, и в следующий миг лампу забрали. Волко­длак жестом велел молчать и помог ему выбраться из лаза. Они оказались в очередной маленькой пещере, только эта была наполовину затоплена водами водопада, который об­рушивался из единственного входа.

Внизу и слева мерцал свет, не такой, как от факела, а очень мягкий и почему-то красный. Человек-волк начал спускаться прямо под водопадом, скрытый струями воды.

Луис напрягся, прислушиваясь. Откуда-то доносились го­лоса. Какое-то бормотанье, монотонное гуденье.

— У священных вод, где сливаются три потока,

богиня, что три в одной, богиня ночи и ночной тьмы,

здесь, у воды, прими плату за мудрость.

Теперь Луис узнал голос. Он, несомненно, принадлежал начальнику священных покоев.

Неожиданно голос сорвался. Его заглушили какие-то удары по камням у потока, кашель и проклятия. Подходил кто-то еще.

Глава сорок шестая

Девичье колдовство

В озере в пещере сидела мертвая девочка. Эли знала, что она мертва, потому что руки у нее заледенели и она не дышала. Ритуал, в который входило сожжение трав и медитация, дал результат, и она оказалась на том самом пороге, на котором должна была оказаться.

В этих трех потоках были заключены судьбы всех людей. В этом водоеме потоки сливались, сплетались, связывались в единое полотно людской судьбы. Три лика богини Гекаты, три судьбы, три норны — название этих женщин пришло как-то само собой — и были этими тремя потоками, течению которых не в силах противиться даже боги.

А вот он противился. Как же, его зовут Один. Мать назы­вала ей это имя, и хотя оно звучало очень странно, звук его как будто отдавался эхом в костях. Ее предки поклонялись этому угрюмому божеству, так сказали ей воды.

Она вытянула руку над головой, чтобы коснуться струй водопада, вливавшегося в озеро.

Назвала его имя. Урд. То, что было. Справа от нее стру­ился еще один поток. Она назвала его имя. Верданди. То, что есть. А третий поток вливался в озеро прямо у нее под но­гами, она чувствовала, как движутся его воды. Она назва­ла имя. Скульд. То, чему суждено быть. Слова этого языка были для нее странны, но при этом совершенно понятны. Это не греческий, на котором молилась богам ее мать. Нет, этот старше, гораздо старше. Она подумала об Одоакре, который привел своих воинов-волков в Рим, который заставил императора опуститься на колени. Может быть, он говорил на этом языке, ее могучий предок?

Эли играла пальцами в невидимых струях. Они покалы­вали руки и извивались. Это движение завораживало ее. Поддавшись порыву, она подошла к тому месту, где поток вы­текал из озера, и опустила ладони в бурлящую струю. Как же приятно. На воду вовсе не похоже, скорее на бесконечно тя­нущуюся чудесную нить, мягкую и податливую, которая скользит между ладонями.

Ей на ум пришли стихи:

Мудрые девы

оттуда возникли,

три из ключа

под древом высоким;

Урд имя первой,

вторая Верданди,

Скульд имя третьей[24].

Так нить судьбы

пряли усердно,

что содрогались

в Бралунде стены;

нить золотую

свили и к небу —

к палатам луны —

ее привязали[25].

Одно из имен казалось ей особенно знакомым. Скульд. То, чему суждено быть.

— Это мое имя, — проговорила она в призрачном свете камней. — Но что-то надо отдать. — Ее голос вернулся к ней, словно мертвое эхо в маленькой комнате.

Источник требовал ее смерти и смерти матери. Он ясно по­казал ей, какая судьба ждет ее и многих других людей, если она окажется слишком слабой, чтобы принести эту жертву.

Смерть, вечная, повторяющаяся снова и снова, боль и му­ки, отречение и безумие. В воде что-то было, оно ярко све­тилось, и ей хотелось забрать это, как будто ее душа была над­гробьем, которое нужно украсить свечами.