Книга Тайна кода да Винчи - Гарольд Голд

Синьор Винченце задрожал как осиновый лист. Я взглянул на Джоконду и отчетливо увидел, что ее улыбка действительно значительно больше, чем та, к которой я привык.

— Кто вы такие? — прошептал он, глядя на нас не то с удивлением, не то с ужасом. — Кто вы такие?…

— Ответьте, — настаивал Дик.

— Тайна в картинах Леонардо, вы слышали об этом и, наверное, не один раз, — тихо прошептал Винченце. — Вот эта тайна.

И странный синьор показал нам на улыбку.

— Она меняется со временем? — спросил Дик, пристально глядя в глаза синьору Винченце. — Это вы хотите сказать? Приорат выкрал картину, чтобы никто не заметил, что Джоконда начала улыбаться? Так?! Ну, отвечайте же! Что это значит, что значит эта улыбка?!

— Кто же ведет вас, что вы видите все? — шептал потрясенный Винценце. — Действительно, Леонардо применил специальную технику, особенный состав грунта под губами Джоконды, со временем он пришел в движение и изменил положение слоев краски. Она начала улыбаться на рубеже XX века, как раз когда все пророчества Леонардо стали сбываться, а его чудо-машины стали явью. Приорат решил спрятать оригинал.

— Но почему такая улыбка? Почему такая?! — не унимался Дик. — Она… Она… Она дурашливая!

Синьор Винченце побледнел.

— Вы знаете, к чему приводят близкородственные браки? — спросил он, и казалось, что он задает этот вопрос словно бы в последний раз, экзаменуя Дика.

— В этом случае велика вероятность генных мутаций, — ответил Дик. — От таких браков достоверно чаще рождаются гении и больные, например люди с синдромами Дауна, Клайнфелтера, Тернера. Но чаще всего трисомия по двадцать первой паре хромосом — синдром Дауна. — Дик замолчал и вдруг понял, что сказал. — Синдром Дауна?!

— Ее называют Моной Лизой, — спокойно и теперь уже абсолютно уверенно говорил синьор Винченце. — Муж которой — мессере Франческо дель Джокондо — действительно хотел заказать художнику портрет своей супруги. Но нет никаких данных о том, что Леонардо принялся за работу. И главное — мессере Франческо ни разу не изъявил желание получить этот портрет, но если бы заказ был и Леонардо получил аванс за работу, то о претензиях заказчика было бы известно. Франциску I картина была продана как «портрет флорентийской дамы», а не Моны Лизы.

— Но как в таком случае Леонардо решился ее продать? — не поверил я. — Если все так, как вы рассказываете…

— Это только формально была продажа, — ответил синьор Винченце. — На самом деле, Франциск I просто выплачивал Леонардо пансион. Картина оставалась у великого магистра до самой смерти, никакой «передачи» Джоконды не было.

— То есть вы хотите сказать, что Леонардо не рисовал Мону Лизу, он рисовал Джоконду, — сказал Дик.

— Ничего не понимаю, — мне показалось, я ослышался. — Дик, так рисовал или нет?!

— Любовница одного из Медичи. Играющая… — сказал Дик, переводя взгляд с картины на синьора Винченце. — У этой женщины был синдром Дауна. На ее лице всегда была улыбка, как у всех, кто страдает этой болезнью.

— Господи, безумие какое-то, — разозлился я. Дик словно не в себе!

— Это итальянский, — шепнула мне Франческа. — Играющая — от итальянского «giocare».

— Может быть, тебе будет понятнее, если я скажу: «Джокер»? — спросил Дик.

И тут только я наконец все понял. Джоконда — это не фамилия, это прозвище. Играющая!

— Я теперь понимаю, почему папа так был рассержен на Лео Вала, когда тот сделал свое предположение, — сказала Франческа.

— Какое предположение? — удивился я.

— Этот фотограф разработал систему, позволяющую преобразовывать изображение анфас на изображение в профиль, — сказал Дик. — И это он выдвинул гипотезу, о том, что Джоконда страдала болезнью Дауна. Но ведь… — Дик задумался. — Синьор Винченца, но ведь пытались сделать и трехмерное изображение Джоконды, но не получилось. Антропометрические точки не совпали. Почему?!

— Разумеется, не совпали, — пожал плечами синьор Винченца. — Когда мой прадед вернул ордену эту картину, он заменил ее настоящей подделкой, а не стопроцентной копией.

— Ваш прадед?… — я уставился на синьора Винченца как на явившегося с того света.

— А вы думаете, что все совершается на небесах? — ответил он, улыбнувшись кончиками губ. — Нет, дела делают люди. Это ведет их — Бог, а делают — люди.

Дверь распахнулась, и на пороге кабинета показался синьор Петьёф.

— Плохие новости, — сказал Петьёф. — Синьор Вазари в больнице. Квартира разгромлена. Я боюсь, что у них уже есть Код да Винчи…

— Что с папой?! — закричала Франческа и лишилась чувств.

Глава LXXXV

УЛЫБКА

Они шли через длинную анфиладу замковых комнат, спустились вниз, пересекли галерею, миновали башню, снова спустились вниз и, пройдя еще чуть-чуть по темному коридору, оказались перед толстой дубовой дверью.

— Главное, запомните, — наставлял его Джованни, — ни при каких обстоятельствах вы не должны показать удивления, испуга или отвращения, как бы ужасно ни было то, что вы увидите.

Джулиано постучал как-то по особенному. Леонардо уловил ритм, но не запомнил длительность пауз между ударами колотушки.

Дверь открыла та же мавританка — Кроче, что да Винчи видел при моне Панчифике и раньше. Она недоверчиво на него поглядела.

Джулиано остановил брата.

— Я должен подготовить ее.

Джованни и Леонардо остались ждать его в небольшой гостиной. Здесь был мягкий диван, ковры, подушки. Впечатление было странное. Казалось, здесь живет ребенок. В глазах рябило от обилия красок.

Персидский красный ковер, многочисленные атласные подушки ярких цветов, перепутанные гирлянды шелковых лент, куски тафты, причудливо связанные между собой и подвешенные наподобие драпировок, вычурные шнуровки по ним. Да Винчи заметил посреди комнаты целую россыпь разноцветных стеклянных камешков.

Наконец появился Джулиано. Он вел Панчифику. Она была, как обычно, в своей накидке.

Леонардо впервые видел, как девушка идет сама. До этого она всегда сидела неподвижно в кресле или на кровати. Один раз в Монтефельтро инженер видел, как Джулиано несет ее на руках.

Походка Панчифики была странной. Она с трудом переставляла ноги, заваливаясь при каждом шаге, будто конечности ее не прямые, а сильно искривлены вовнутрь. Делая движение, она напряженно вскидывала руки. Под накидкой то и дело выступали странно растопыренные пальцы. Все они были вытянуты и напряжены. Большой, указательный и средний близко друг к другу, а безымянный и мизинец чуть отставлены.

— Это мессере Леонардо, ты помнишь его? — ласково спросил девушку Джулиано, усаживая ее на диван.

Та кивнула.