Книга Дочерь Божья - Льюис Пэрдью

Неожиданно слева раздался выстрел еще одного пистолета. При вспышке они увидели, как белый гейзер соли взорвался на стене камеры за спиной Страттона, а он сам нырнул в коридор и исчез в темноте.

— Сет? — Это был голос Зои.

— Я здесь, — позвал он. Через несколько мгновений они втроем снова собрались вместе.

— Риджуэй. — На этот раз прозвучал голос Страттона. Он отдавался эхом, звук отражался от стен и шел издалека. — Риджуэй, у меня еще есть патроны. И они нормальные, вполне рабочие. Если ты пойдешь за мной, я буду ждать тебя в темноте. И ты не сможешь меня разглядеть. Я знаю, куда тебе придется идти, чтобы выйти отсюда.

— Страттон! — крикнул Сет. Но ответа не было.

Они сидели, прижавшись друг к другу, в клаустрофобной липкой темноте, которая, казалось, сжималась вокруг. Они боялись выдать себя. Может, Страттон ждал, пока они пойдут за фонариком. Они сидели на полу, и им казалось, что прошло много часов, пока яркий голубой свет фонарика не стал тускло-желтым. Без света им не удастся выйти из шахты по оставленным угольным следам.

Наконец Сет встал в темноте, сжимая в руке револьвер. Другая рука тряслась — он не мог решить, что делать. Был ли фонарик приманкой? Придется ли изголодавшей крысе в конце концов съесть сыр из мышеловки? Наконец он сунул револьвер за пояс, подбежал к фонарику, схватил и сразу отскочил от пятна света, пытаясь выключить фонарик, ожидая рева пуль, которые войдут в его тело.

Но выстрелов не было. В темноте звучало только его тяжелое дыхание. Страттон ушел? Они могут погибнуть, если он поджидает их на выходе из шахты. Но они погибнут наверняка, если не попытаются выйти. Чтобы сохранить батарейки, он зажег фонарик только единожды, чтобы выяснить, где сидят Зоя с отцом Моргеном, а потом выключил и медленно пошел к ним.

Темнота была их другом. Она их спрячет. Темнота была их врагом — она могла привести их в ловушки и засады, устроенные как старыми, так и новыми врагами.

Они забрали воду, горелку, веревку Гюнтера, которая по-прежнему была привязана к двери хранилища, и одно из одеял, которые Страттон выбросил из своего рюкзака. Одеяло было сделано из алюминированного пластика с добавлением армированных волокон. Такие одеяла брали с собой автомобилисты и туристы для экстренных случаев. И это был как раз такой случай.

Сет зажег маленькую горелку, и в ее слабом синем свете они пошли по угольному следу, который Зоя так аккуратно прокладывала на пути сюда.

Полуживого огонька хватило лишь на то, чтобы довести их до большого минного поля, которое охраняло вход в сам зал. Риджуэй достал фонарик и использовал оставшиеся несколько минут, чтобы шаг за шагом провести их через минное поле.

Остаток пути они достаточно просто прошли по темному следу, который змеился вокруг мин и ловушек. В некоторых местах было видно, что Страттон пытался стереть угольную пыль с пола. Но его попытки только сделали след заметнее.

Еще Страттон попытался изолировать их от внешнего мира, убрав доски через мутный подземный поток в тоннеле Гюнтеpa. Но где-то с десятой попытки Сету удалось накинуть веревку на одну из досок и подтянуть ее поближе. Обвязавшись этой же веревкой вокруг талии, он перешел на другую сторону по шатающейся доске, а Зоя и Морген крепко держали конец веревки. Очутившись на другой стороне, он положил поверх воды еще доски, чтобы смогли пройти остальные.

К тому времени, как они добрались до выхода из заброшенной шахты, снаружи уже стемнело. Снежная буря прекратилась, на темное небо высыпали звезды. Из долины дул пронизывающий ветер.

Один снегоход исчез, а с других двух Страттон снял провода зажигания. Либо забрал их с собой, либо выкинул в снег, где они и пролежат до весны.

Риджуэй осмотрел сначала один снегоход, потом второй. Он снял с одного из них провод, ведущий к свечам, присоединил одним концом к аккумулятору, а другим — к высоковольтному проводу катушки зажигания. Когда он повернул стартер, мотор завелся. Они втроем сели на снегоход, Сет — за рулем.

— Он поехал в Инсбрук, — сказал Морген бесцветным голосом, нарушив почти гробовую тишину. — Страттон поехал в Инсбрук.

— Откуда вы знаете? — спросил Сет, перекрикивая рев мотора.

— Брань, — сказал Морген.

— Что? — переспросил Сет. — Я не понимаю.

— Я же говорил вам, что расскажу, что это значит, так ведь? — сказал Морген.

Сет медленно кивнул, испугавшись, что события прошедшего дня не лучшим образом сказались на психике старого священника.

— Это не брань, не ругань, — тихо сказал Морген. — Сет заглушил двигатель, чтобы лучше слышать. — Нет, это был Браун. — Он помолчал, глядя куда-то в пространство. — Браун. Смит упомянул это имя перед смертью, как будто во всем виноват Браун. Я молил Господа, чтобы он был ни при чем. Но это он. — Морген посмотрел на Сета глазами полными боли. — Браун сейчас в Инсбруке, — сказал Морген. — Страттон повез Страсти Софии к нему. Мы должны ехать туда.

Сет помедлил, ожидая услышать что-нибудь еще, но Морген замолчал. Сет снова завел двигатель и повел снегоход вниз по склону.

36

Рассвет только начал отбрасывать тени в колоннаде Бернини вокруг площади Святого Петра, а полиция уже ставила заграждения, готовясь к еженедельной аудиенции у Папы.

Уже многие годы среда оставалась тем днем, когда Папа принимал людей «без рода и звания» из всех уголков мира. Даже несмотря на то, что в этом году среда выпала на следующий день после Рождества, Папа не видел причин откладывать еженедельную аудиенцию.

Папа задумчиво вышел из своей часовни, вдохновленный полутора часами утренних молитв, псалмов и ожиданием ежедневной аудиенции.

Он остановился у окна своих покоев в Папском дворце и посмотрел, что творилось на улице. Вдалеке уже была видна толпа, которая позже пройдет через аудиторию, построенную Павлом VI исключительно для удобства проведения таких публичных аудиенций. Папе эти аудиенции особенно нравились. Это живые люди, его паства, которую Господь доверил ему вести. И никто не сможет отнять у него эту привилегию, даже Браун.

Папа пытался подавить ярость, зревшую внутри. Он доверил Брауну самые деликатные дела церкви, защитил его от тех, кто считал, что кардинал из Вены чересчур воинственен, что ему не хватает милосердия и умения прощать. Стоя у окна и глядя на людей, которые поднялись ни свет ни заря, чтобы добраться сюда еще до восхода солнца, Папа чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы гнева, печали и разочарования. Если Браун победит — а дерзкий кардинал почти всегда добивался своих целей, — очень скоро такие публичные аудиенции станут частью жизни амбициозного австрияка.

Папа сделал глубокий вдох, задержал дыхание и выдохнул. Этот вздох мог бы выразить всю мировую скорбь, но тем утром причина была в другом: Плащаницу и Страсти Софии отыскали.

Браун разбудил его вчера поздно вечером, сообщил новости и потребовал немедленно собрать конклав. Он сделал особый акцент на том, что хочет мирной передачи власти.