Книга Молитва по ассасину - Роберт Ферриньо

Пока они шли, девушка то и дело озиралась на клубы дыма, один раз даже споткнувшись и едва не упав. Вероятно, на исповеди она признается в слабости духа и с благодарностью примет взыскание. В конце концов, разве жену Лота не превратили в соляной столп за то, что та оглянулась и посмотрела, как Господь испепеляет Содом и Гоморру дождем огненным и серным.

Ужасная история… Понести такое наказание за простое любопытство! Вот как подумала Кэтрин, впервые узнав об участи, постигшей супругу великого праведника. Тогда она еще училась в начальной школе Христа-Вседержителя и, озвучив собственное неодобрение, услышала из уст монахини, что жена Лота была уничтожена не из-за любопытства, а из-за непослушания, потому что посланный самим Господом ангел категорически запретил именно такие действия. Кэтрин же заявила, что этот ангел, скорее всего, был дураком, если решил, будто кто-нибудь сможет удержаться и не посмотреть на такое грандиозное зрелище, и что жена Лота была храброй, а сам Лот — трусом. А еще она сказала, что сама бы тоже непременно оглянулась. Даже в свете перспективы обратиться в нелепый соляной столп. Затем ее выпороли. В первый, но далеко не последний раз. Теперь, припоминая дни, проведенные в школе, Кэтрин почему-то думала не о порке, а о мгновенном уничтожении города огненным дождем и представляла себе всю историю развития человечества безумным танцем, где Господь и дьявол часто меняются местами.

Добравшись до третьего этажа, они остановились перед дверями кельи матери-настоятельницы. Сестра Елена тяжело дышала. Послушница слишком много времени проводила у компьютера и слишком мало — на улице. Кэтрин же ничуть не запыхалась. В свои почти пятьдесят ей удалось сохранить стройную фигуру и длинные ноги. Монастырь поддерживал экономическую самостоятельность, и она проводила в нолях или на ферме ничуть не меньше времени по сравнению с другими сестрами, но вместо многочасовых молитв предпочитала совершать длинные прогулки по окрестным холмам и лесам. Волосы ее по-прежнему оставались темными, небольшая грудь — такой же упругой… достаточно упругой, чтобы по ночам, между сном и бодрствованием, нередко метаться в постели, вспоминая мужа. А иногда, да смилостивится над ней Господь, его брата Рыжебородого.

Молодая послушница робко тюкнула кулачком в дверь кельи, но тут же постучала сильнее, словно осудив себя за трусость. Кэтрин помимо воли обратила внимание на красные и воспаленные костяшки ее пальцев. Мать-настоятельница питала к ней особое расположение, и потому сестре Елена вдвое чаще других приходилось драить каменные ступени или безропотно выполнять самую грязную и тяжелую работу на кухне.

— Войдите! — рявкнули из недр кельи.

— Благодарю, сестра, ты свободна. — Кэтрин поплотнее закрыла за собой дверь. — Бернадетта, ты уделяешь этой девушке слишком много внимания.

— И тебя тоже с добрым утром. — Мать-настоятельница выглядела гораздо старше собственных лет. Суровое лицо ее прорезали глубокие морщины, а из-под платка выбивались непокорные седые пряди.

Два десятилетия, последовавшие за убийством ее мужа, Кэтрин провела в монастыре. Проведай власти о беглянке, всех здешних обитательниц непременно бы казнили, их тела изуродовали, а постройки сожгли дотла. Однако ни разу за годы затворничества, даже когда тут появлялись агенты Рыжебородого — а происходило это дважды, — она не боялась, что ее выдадут. Во второй раз, десять лет назад, ей пришлось едва ли не сутки отсиживаться в укрытии. Выйдя из него, Кэтрин вручила матери-настоятельнице связанную в абсолютной темноте шаль. Бернадетта до сих пор иногда накидывала ее на плечи, усаживаясь вместе с опасной гостьей перед телевизором. Сама питаясь едва ли не святым духом, она очень любила передачи, посвященные кулинарии. Кэтрин же интересовали только новости. Так они и смотрели, по очереди переключая программы.

— Я только что получила информацию из Пекина. — Выбравшись из-за письменного стола, мать-настоятельница тяжело опустилась на продавленный диван. Несмотря на бесчисленные попытки залатать его, куски набивки то и дело выныривали из новых прорех. Украшением для стен маленькой кельи служило лишь большое распятие и фотография Иоанна-Павла II. Бернадетта вступила в орден при его правлении. — Сестры завершили обследование аэропорта. Дозиметры ничего не зарегистрировали.

— Итак, ни Пекин, ни Шанхай не оправдали наших надежд. После всех лет поисков остается надежда только на Сару. — Она улыбнулась. — И на Господа, разумеется.

Бернадетта нахмурилась. Проявления легкомыслия в вопросах веры она отнюдь не поощряла. Мать-настоятельница приходилась Кэтрин двоюродной сестрой. Они всегда поддерживали близкие отношения, несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте. Настоящая ссора возникла лишь раз — когда младшая кузина, выходя замуж за Джеймса Дугана, объявила о принятии ислама. Тем не менее, вынужденная скрываться от всех, Кэтрин сразу примчалась к Бернадетте. Она не сомневалась в ее готовности прийти на помощь в трудную минуту.

— Тяжелое бремя для столь юной особы, — заметила мать-настоятельница.

— Я ждала двадцать лет, прежде чем обратиться к ней. — Голос Кэтрин прозвучал довольно резко. — Думаешь, мне бы пришло в голову подвергать ее опасности, будь у меня другие варианты?

Бернадетта строго взглянула на нее.

— Тебе следовало об этом задуматься, когда ты принимала их варварскую веру. Мне никогда не нравился твой муж. Слишком красивым он был, по моему мнению. Слишком амбициозным.

— Проблема не в вере. Проблема в правоверных.

Мать-настоятельница отвернулась. Ее уже давно утомили споры на данную тему.

Двадцать лет. «Почему ты бросила меня?» Первый вопрос, заданный Сарой, стоило Кэтрин доказать ей, кто она на самом деле.

Дочь лежала в реанимационном отделении с острой пневмонией. Кэтрин дремала в кресле рядом с ее кроватью, накрытой кислородной палаткой, когда позвонил Рыжебородый и слабым голосом сообщил о смерти Джеймса. Двое из его людей — самых верных — уже находились на пути в больницу.

«Почему ты бросила меня?» Вопрос без ответа. По крайней мере, без ответа, который удовлетворил бы Сару. Впрочем, и Кэтрин тоже.

Ночью накануне убийства Джеймс крепко обнял ее и шепотом попросил исполнить одну просьбу. Если с ним что-нибудь случится, пусть даже самое нелепое на первый взгляд происшествие, она должна немедленно забрать Сару и исчезнуть. Затем он вложил ей в руки четки и пояснил: в деревянных шариках хранится закодированная информация, ключ к тайне, которая важнее его собственной жизни. И эту информацию она должна сохранить любой ценой.

Тем утром в больнице Кэтрин пришлось выбирать между неизвестной тайной и любимой дочерью. Потрясенная известием, она вдруг припомнила взгляды Рыжебородого, а также собственные, зачастую непристойные мысли и решила, будто за убийством мужа стоит его брат. Будто именно его происков опасался Джеймс. У нее оставалось всего несколько минут на приятие решения, и она решила покинуть Сару. Хорошая жена. Плохая мать.

— Тебя не было на обеде, — заметила Бернадетта. — Сегодня была чечевичная похлебка.