Книга Все оттенки тьмы - Питер Робинсон

— Где-то неделю.

— Как только я с тобой свяжусь, выброси его на фиг. Я серьезно. Ох, я, видно, совсем сошел с ума, — пробормотал Берджесс и направился к машине, оставив Бэнкса в одиночестве греться под солнышком на скамейке.

16

— Да в чем дело? — спросил Дерек Ваймен у Бэнкса.

Энни привезла его в участок и усадила в комнату для допросов уже больше часа назад.

— Сегодня суббота, — продолжал Ваймен, — мне надо быть в театре! Мне постановкой заниматься надо!

— Они и без вас справятся, — сказал Бэнкс. — Раньше же как-то получалось. Когда вы ездили в Лондон, например.

— Да, но…

— Вы ведь сами согласились сюда приехать? Добровольно. Верно?

— Да. Я всегда готов помочь полиции. И мне скрывать нечего.

— Тогда мы надолго вас не задержим. Спасибо за понимание, — сказал Бэнкс. — Нам было бы куда проще, если бы все вели себя так. Но имеется одна проблема — большинству все-таки есть что скрывать.

— Вы меня в чем-то обвиняете? Может, мне вызвать адвоката?

— Нет. Вы не арестованы, и никто вас ни в чем не обвиняет. Собственно, вы можете уйти в любой момент. Просто хотим задать вам несколько вопросов. Кроме того, вы имеете право хранить молчание, но если при допросе вы умолчите о чем-то, на что позднее будете ссылаться в суде, это повредит вашей защите. Все, что вы скажете, может использоваться против вас в суде.

— Моей защите? В суде?

— Это простая формальность, мистер Ваймен. Стандартная процедура, чтобы защитить всех нас. Ну а что касается адвоката — решайте сами. Думаете, он вам понадобится? Если считаете, что вам нужна помощь адвоката, звоните своему, пусть прервет субботнюю партию в гольф. А можете воспользоваться услугами бесплатного юриста.

— Но я же ничего не совершал.

— Никто вас ни в чем не обвиняет.

Ваймен бросил взгляд на диктофон и нервно облизнул губы:

— А зачем вы тогда диктофон принесли?

— Это тоже стандартная процедура, — сказала Энни. — Мера предосторожности.

— Даже не знаю…

— Если вы сомневаетесь в целесообразности предстоящей беседы, — продолжила Энни, — можете идти домой, как уже сказал главный инспектор Бэнкс. Мы придумаем способ, как добиться своего.

— Что вы имеете в виду?

— Инспектор Кэббот хотела сказать, что у нас есть несколько вопросов, на которые нам важно получить ответы, — объяснил Бэнкс. — Предложенная нами беседа — самый легкий способ получить их. Но есть и другие. Хотите — уходите. Решать вам.

Ваймен пожевал нижнюю губу, потом произнес:

— Ладно. Задавайте ваши вопросы. Повторяю. Мне скрывать нечего.

— Вот и хорошо, — кивнул Бэнкс. — Тогда начнем?

— Извольте. — Ваймен, заметно напрягшись, скрестил руки на груди.

Бэнкс кивнул Энни, и она, прежде чем приступить к беседе, спросила:

— Может, принести вам чего-нибудь, мистер Ваймен? Чаю? Кофе?

— Нет, спасибо. Давайте лучше покончим с этим побыстрее.

— Хорошо. Как бы вы охарактеризовали ваши отношения с Марком Хардкаслом?

— Даже не знаю. У нас их не было. Во всяком случае, таких, какие вы подразумеваете.

— А что я, по-вашему, подразумеваю?

— Думаете, я не понимаю, каков подтекст вопроса? Я занимаюсь режиссурой, я прекрасно разбираюсь в подтекстах и скрытых смыслах.

— Я в этом не сомневаюсь, — заверила его Энни, — но вообще-то никакого подтекста в моих словах не было. Я задала совершенно обычный, простой вопрос. Вы говорите, что у вас не было никаких отношений. Но вы ведь дружили, не так ли?

— Ну, мы были скорее коллегами, чем друзьями.

— Но могли иногда пойти вместе выпить пива?

— Да. Изредка.

— А еще вы приглашали Марка Хардкасла вместе с его близким другом, Лоуренсом Сильбертом, к себе домой на ужин. Кроме того, однажды вы с супругой ходили в гости в их дом на Каслвью-хайтс. Все верно?

— Да. Вы же знаете, что так все и было. Я не осуждаю людей нетрадиционной ориентации.

— Так почему же вы все время делаете вид, будто не общались с Хардкаслом? Может, вы что-то скрываете?

— Нет. Все было именно так, как я говорил.

— Но вас нельзя было назвать просто коллегами, — продолжала Энни. — Вы ездили с Марком Хардкаслом в Лондон. И несколько раз ходили с ним в паб «Красный петух». Во время первого допроса вы не упомянули об этом факте, и нам очень хотелось бы знать почему.

— Я не думал, что это вас заинтересует. Мы просто пили там пиво, вот и все.

— Возможно, вы не хотели иметь отношение к этому расследованию? — предположила Энни. — Людям свойственно держаться в сторонке от расследования убийства. Там обычно бывает много грязи, можно и запачкаться.

— Убийства? А при чем тут убийство? — всполошился Ваймен.

— Ну, Лоуренса Сильберта уж точно убили, — заметила Энни. — И еще мы выяснили, что некто специально вносил раздор в отношения Сильберта и Хардкасла. Возможно, этот человек надеялся, что они расстанутся, не более того. Он не ожидал столь трагичного исхода. И все же его действия были безусловно подлыми.

— Возможно. Мне об этом ничего не известно.

— Не забывайте, что, если вы утаите сейчас что-то, на что потом будете ссылаться в суде, это выйдет вам боком. А сейчас у вас есть шанс восполнить недосказанное.

— Я уже сказал вам все, что знал.

— На самом деле вас с Марком и Лоуренсом связывали куда более тесные отношения, чем вы говорили, верно?

— Возможно. Сложно сказать. С ними не так просто было подружиться.

— А о чем вы говорили в «Красном петухе»?

— Извините, я вас не понял.

— Да хватит вам, Дерек, — вмешался Бэнкс. — Вы прекрасно все поняли. Этот паб — не самое подходящее место для двух образованных эстетов вроде вас с Хардкаслом. Почему вы ходили именно туда? Из-за караоке? Неужели считаете себя новым Робби Уильямсом?

— Когда мы там бывали, никакого караоке не было. Там было тихо. И пиво у них хорошее.

— Пиво у них дрянь, — возразил Бэнкс. — Думаете, мы поверим, будто вы ходили туда ради пива?

Ваймен взглянул на Бэнкса, а затем умоляюще посмотрел на Энни, словно та была его спасательным тросом, якорем, который поможет ему удержаться на плаву здравомыслия и безопасности.

— Дерек, что там случилось? — мягко спросила она. — Расскажите нам. Мы слышали, что Марка Хардкасла расстроили какие-то ваши слова и что вы его успокаивали. Что между вами произошло?

— Ничего. — Ваймен вновь воинственно скрестил руки на груди. — Я не помню.