Книга Терминатор из глубинки - Виктор Степанычев

– Это все ты от нее узнал, от Зои? – спросил его Вадим.

– Нет, от нее я узнал, что являюсь самым что ни на есть подлецом. А все остальное мне рассказал Йоська Заславский. Я его по телефону отыскал в Ростове. Не прошло и двенадцати лет, как друзья вновь встретились.

– Это он тебе в пьяном виде выдал? Ты же говоришь, что он спился.

– Пытался, да бросил вовремя. Сейчас он уже не Йоська, а Иосиф Маркович Заславский, всеми уважаемый и ценимый ведущий городской эндокринолог. Выловил я его вчера, переговорили по душам. Сказал он по старой дружбе, что физиономию мне надо начистить до блеска солдатской бляхи за то, что чуть не поломал я несколько судеб. И про то, что сын у меня есть, он же поведал. Вот такие пироги выходят – с котятами...

– Н-да, поучительная история, – почесав затылок, крякнул Самсон. – Так вам, балбесам, и надо!

– Это что, и про меня сказано? – обиделся Вадим.

– А то нет? У обоих четвертый десяток в разгаре, а о семье и мыслей никаких, – пробурчал Самсон. – Пока жареный петух не клюнет, а вернее умная женщина не проявит инициативу да не зажмет в кулак, так и толку от вас никакого.

– А ты сам когда женился? – поддел его Вадим. – Уже почти сорок было.

– Ты не равняй, я, понимаешь... занят был.

– А мы что, не заняты? – в один голос взревели Доктор с Вадимом.

– Ну, конечно, тоже времени для семьи маловато, – смешался Самсон, однако тут же нашелся: – Зато вы оба халявщики!

– Это как? – удивленно вскинулись брови у обоих.

– А вот так оно и есть, – ехидно хохотнул Самсон. – Явились, понимаешь, на готовое. Я дочь родил и с пеленок ее растил. А вы что имеете? У одного сыну уже одиннадцать, у второго... – тут Толя замешкался, подбирая слова, – тоже опять же взрослое создание. А где соски, кашки, распашонки, бессонные ночи? Где, я вас спрашиваю? Вот то-то и оно!

Самсон, горделиво задрав подбородок, откинулся на спинку кресла, свысока оглядывая друзей. Они приняли упрек молча и понуро. Молчание длилось недолго. Самсон, сменив гнев на милость, хлопнул Доктора по плечу так, что тот едва не впечатался грудной клеткой в руль, и весело скомандовал:

– Заводи свою колымагу, погнали. Так и быть, сосватаем тебя. Кто еще порадеет за товарища, как не мы. Вперед и с песнями!

Вадим, разделяя общий энтузиазм, все же решился задать брачующемуся деликатный вопрос, который его несколько тревожил:

– С депутатом Ясеневым... что делать будешь?

– Порву как Тузик грелку, ежели на глаза явится, – твердо пообещал Доктор, включая скорость. – А если вообще... Ну не дети мы, жизнь какую-никакую прожили, думаю, поймем друг друга.

И поехали они сватать Доктора. Охранник Зои Георгиевны незнакомый был и суровый. Не хотел их пускать – мол, не велела хозяйка никого принимать. Пришлось объяснить.

Наверное, долго у парня ухо болело, за которое его Самсон ухватил, заставляя ворота открыть. Еще один на помощь выскочил, да этот в прошлый раз их уже видел, поэтому с почетом – правда, держась поодаль – проводил в покои. А уж как молодая их взглядом острым жгла, как головку к небу «равняйсь на знамя» презрительно воздевала, да губенку нижнюю оттопыривала, когда они речь говорили, да как Доктор на коленях перед ней стоял, прощения да руки просил – не пером то описывать... Долго сей жуткий процесс продолжался, пока не сменила гнев и не на милость, а так – чуточку жалости в глазках тенью промелькнуло. Молвила Зоинька, что подумает, а это, как ни крути, выходило, что судьба Андрюхи решилась. Ведь если женщина говорит «нет», это значит «может быть»; если женщина говорит «может быть», это означает «да»; если она говорит «да» – нет, уж этого от женщины вы не дождетесь.

А потом вельми гордые содеянным возвращались из ближайшего Подмосковья в Белокаменную на зимние квартиры и от кого поступило предложение с радости «по пятьдесят грамм» – история в скрижали того не занесла. Где они «Линкольн» потеряли, вспоминали наутро упорно и долго, тем паче что времени было вполне достаточно – забрали их из отделения часиков эдак в десять. В принципе особых грехов за ними вроде не числилось. Из последнего помнили, что распевку делали, голоса сбивали и песня была душевная такая, всем троим по душе пришлась: «Как упоительны в России вечера». Тротуар, правда, широкий был и машины, непонятно с какого переляка на него залетевшие, гудели сильно и объезжали их, доминантсептаккорд держать мешали... В общем, все было как положено – чинно и благородно, и за что их замели «волки позорные», совершенно неясно. Беззаконие чистой воды!

А вот какой сюрприз ожидал по выходе из узилища, так всем сюрпризам сюрприз. Дед их встречал, да кабы один... Как он высчитал всех, как собрал, Штирлиц старый, змей подколодный, уму непостижимо. Мстил, видать, что не учли его мнение по поводу скромности реабилитации, вот и расстарался. От всей, значит, широты сердечной...

Летеха милицейский с коварной иезуитской ухмылкой дверь железную отворил, на выход «белых орлов» пригласил, а у крыльца казенного дома Олег Петрович со свитой ждут. Ладно Любаша Самсонова, ладно Надежда... Как стервец Зоиньку, которую вчера они убалтывали, умасливали, определил, да в общий строй поставил, уму непостижимо. И вот они рядком стоят, глазки сурово щурят, губки бантиком сложены, головками осуждающе так кивают – приговор кровавый подписан и обжалованию не подлежит. И, видно, познакомились уже, сговорились мужикам нервы потрепать с похмелья. Да что там сговариваться, натура их такая бабья злостная, генетикой заложенная. Тут пивка бы глотнуть, а надо оправдываться, клясться, что случайно и в самый что ни на есть последний раз – век воли не видать! А башка трещит! А уж Дед-то как радуется, ладошки весело потирает – глазыньки бы на него, Иуду, не смотрели! Сдал начисто, со всеми потрохами, прямо как Пеньковский в ЦРУ наши стратегические секреты. Ах, интриган лысый! Ах, Макиавелли доморощенный! Отыгрался-таки, добился своего. Небось и галку жирную в план политико-воспитательной работы поставит насупротив пункта пропаганды антиалкогольного образа жизни личного состава. Проведено, мол, мероприятие, добились небывалых результатов в искоренении зеленого змия...

Ну, что было, то было: прошло и быльем поросло. Подулись половины – те, что прекрасные и лучшие, да и простили их. Уже к субботе остыли, когда собрались на день рожденья Настены, дочки Толиной, – семьями, с чадами и домочадцами, с чинным чаепитием с пирогами-конфетами, да с играми и весельем. Хорошо посидели, по-доброму. А когда разъезжались, клялись скоро еще собраться, да это скоро – не скоро пришло...