Книга Александр Македонский. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди

Товарищи постоянно несли караул у шатра, чтобы не беспокоить Александра, и сторожили по очереди, отходя лишь ненадолго поспать. Лагерь, обычно полный шума, погрузился в неестественное молчание, словно остановилось само время.

В тот вечер, когда лихорадка снова усилилась и дыхание царя стало еще более затрудненным и мучительным, Филипп вдруг встал и вышел.

— Куда это он? — спросил Леоннат.

— Не знаю, — ответил Гефестион. — Ничего не знаю. Я уже ничего не понимаю…

Филипп прошел через лагерь, мимоходом бросив взгляд на Аристандра, продолжавшего жертвоприношения на алтаре, дымящемся в ночи, и подошел к гигантскому баньяну. Там он остановился перед скелетообразной фигурой Калана, погруженного в медитацию.

— Очнись, — грубо окликнул его врач. Калан открыл глаза.

— Наши боги и наша наука бессильны. Спаси Александра, если можешь. А если нет, уходи и больше никогда не возвращайся.

Калан встал — легко, как будто невесомый.

— Где он?

— В своем шатре. Пошли, — ответил Филипп и повел его за собой.

Темнокожий индиец с Филиппом вошел в освещенный лампами царский шатер.

— Погасите все лампы, — велел мудрец твердым голосом. — И оставьте нас наедине.

Все повиновались, а Калан уселся на пятки позади ложа Александра, в темноте уставился на его голову и застыл так, словно окаменел.

Его видели все в том же положении на следующий день и через день. На рассвете четвертого дня Филипп вошел, чтобы сменить повязку и открыть край полога. Омывая в тазике руки перед перевязкой, он вдруг услышал за спиной голос:

— Филипп…

Врач резко обернулся.

— Государь!

Лихорадка отступила, дыхание Александра стало ровным, сердце билось слабо, но ритмично. Филипп прослушал больного — глухое бульканье в груди прекратилось. Он позвал Лептину:

— Сообщи царице. Скажи, что царь пришел в себя. И поскорее свари чашку бульона, его нужно покормить: он истощен.

Лептина удалилась, а Филипп выглянул из шатра, где в ожидании стояли Лисимах и Гефестион.

— Передайте всем, — сказал врач, — царь пришел в себя.

— Как он? — тревожно спросил Гефестион.

— А ты как полагаешь? — грубо оборвал его врач. — Как человек, получивший пядь железа под ключицу, как же еще?

Он вернулся в шатер, чтобы позаботиться об Александре, и только тут заметил Калана. Тот лежал на земле, неподвижный и холодный, словно труп.

— О великий Зевс! — вырвалось у врача. — Великий Зевс!

Он велел помощникам перенести мудреца в другой шатер и наказал им согреть его, во что бы то ни стало и заставить поесть, при необходимости — силой, а потом вернулся к Александру. Рядом стояла Роксана, не веря своим глазам, а Лептина пыталась накормить больного бульоном единственно возможным способом: намочив тряпочку в тарелке и давая ему пососать ее.

— Что случилось? — спросил Александр, едва увидев Филиппа.

— Всего тут наслучалось, мой государь, — ответил тот. — Но ты жив, и есть надежда, что так оно и будет дальше. Ты не поверишь, как я счастлив, — добавил он с дрожью в голосе. — Ты не поверишь… Но молчи, не напрягайся, ты очень ослаб. Ты спасся чудом, и, я думаю, благодаря Калану.

— Перитас… — удалось прошептать Александру.

— Перитаса больше нет, мой государь. Леоннат сказал мне, что он погиб, спасая тебе жизнь. Не сделай его жертву напрасной: постарайся поесть, а потом отдохни, пожалуйста, отдохни.

Александр еще немного попил из рук Лептины, а потом откинулся на подушку и закрыл глаза. Но сквозь сомкнутые веки вытекли две слезы и, скатившись по щекам, намочили подушку.

ГЛАВА 57

Много дней царь лежал в постели между жизнью и смертью, и попытки решительно вернуть его к жизни часто казались тщетными. Хотя организм уже пережил момент наибольшей опасности, общее состояние раненого оставалось настолько тяжелым, а улучшение — столь несущественным, что Филипп не знал, можно ли считать его спасенным или же Танат, на время отступивший перед героизмом Калана, вновь начнет наступление. Лишь у индийского мудреца не было сомнений. Он постоянно повторял:

— Я договорился. Он выздоровеет.

Но если кто-нибудь спрашивал его об этом «договоре», Калан ничего не отвечал.

Только через месяц Александр сумел опереться на спинку кровати, и прошло еще двадцать дней, пока с помощью Лептины, кормившей его с ложки под бдительным оком Роксаны, царь смог отведать густой похлебки. Говорил он мало и с трудом, но постоянно просил Евмена почитать ему стихи Гомера. По молчаливому соглашению между товарищами царский секретарь понемногу начал исполнять политические обязанности монарха.

Иной раз Роксана тихим голосом пела Александру свои горские песни под аккомпанемент струнного инструмента, звучащего просто и чарующе.

Через два месяца Филипп разрешил своему пациенту встать и сделать несколько шагов по шатру при поддержке Кратера и Леонната. Было очевидно, что даже это минимальное усилие стоило Александру огромного напряжения, и вскоре, обливаясь потом, он провалился в тяжелый сон.

Однажды, когда Лептина кормила его отваром, пришли Леоннат, Кратер и Гефестион. Леоннат почесал свою вечно взъерошенную голову и, словно осененный удачной мыслью, предложил:

— А что, если дать ему «чашу Нестора»?

Филипп снисходительно посмотрел на могучего воина:

— Ты сам не знаешь, что говоришь. Мед, мука, вино и сыр! Ты что, хочешь его убить?

— Может быть, ты и прав, — возразил Леоннат, — но знаешь, что говорят? Говорят, что царь умер, а мы скрываем это, чтобы не сеять панику.

— Как можно придумать такую глупость? — воскликнул Филипп. — Всем известно, что царь жив.

— Это не совсем так, — вмешался Гефестион. — Что царь жив, известно нам, и больше никому. Я отдал приказ, чтобы даже стража не видела его в таком состоянии. А солдаты пали духом. Они не видят своего царя, и он для них все равно что умер.

— Вот именно, — согласился Евмен. — Дело в том, что люди вот уже несколько месяцев наблюдают одно и то же: как мы то и дело входим и выходим из его шатра или собираемся вместе. Кое-кто приметил, как я ставлю царскую печать на отсылаемые в сатрапии документы.

— А в некоторых частях обсуждают, не пора ли устроить общее собрание македонского войска, — добавил Кратер. — Вы знаете, что это означает?

Евмен кивнул.

— Это означает, что они могут вынудить нас принять делегацию в царском шатре и показать им Александра. Когда он в таком состоянии!

Филипп обернулся к друзьям.

— Пока я здесь, никто не ступит внутрь без моего позволения: я главный царский врач и несу ответственность за…