Книга Мучная война - Жан-Франсуа Паро

— Похоже на правду, — произнес Николя. — Но почему ты пришел в этот дом так поздно?

— Я заблудился. Пошел дождь, и я испугался.

— Придется проверить. Насколько нам известно, именно в это время твой хозяин был убит. Судя по твоему рассказу, ты вполне мог успеть вернуться на улицу Монмартр, открыть своим ключом булочную и там убить хозяина с помощью той штучки, что дал тебе капуцин, или еще как-нибудь. Разве не таков подлинный конец твоей истории? Или ты хочешь сказать, что не знал, что в случае смерти Мурю ты становишься его наследником? Не знал, что булочник был не только твоим мастером, обучавшим тебя ремеслу, но и твоим отцом?

Камине непонимающим взором смотрел на Николя.

— Моим отцом?

— Да, твоим отцом.

Ученика булочника отвели в камеру, однако стены старинной крепости еще долго оглашали его горестные вопли.

— Виновный, сообщник или жертва? Вскоре мы это узнаем, — задумчиво промолвил Николя.

Глава XII

ТИСКИ

Если ты в начале пути не позаботился о своей карьере, то, ступив на иной путь, тебе уже не удастся снискать успеха.

Масийон

С воскресенья 7 мая до пятницы 12 мая 1775 года

В воскресенье все обитатели дома на улице Монмартр во главе с Ноблекуром отправились к обедне в церковь Сент-Эсташ. Луи удостоился чести нести копилку за сборщиком пожертвований. Став вождем, Наганда, воспитанный в христианской вере, сумел примирить ее с верованиями своего народа; обе религии прекрасно уживались в его душе. Вид его сначала испугал паству, но страх быстро сменился почтительным любопытством. В этот раз священник присовокупил к проповеди чрезвычайное послание Людовика XVI: в связи с недавними волнениями монарх обращался ко всем епископам королевства: «Полагаю, вам известно, что шайки разбойников разграбили селения вокруг столицы, уничтожив имевшиеся там запасы зерна. Злодейства докатились и до Версаля, где случились у нас на глазах. Мы не исключаем, что беспорядки и грабежи грозят и иным провинциям нашего королевства. Если мятежники приблизятся к вашему диоцезу, или, хуже того, объявятся в нем, я уверен, что вы выставите против них все мыслимые заслоны, кои рвение ваше, ваша преданность моей персоне, а также святая религия, служителями коей вы являетесь, смогут вам подсказать. И Евангелие, и государство велят нам блюсти общественный порядок, и все, кто осмеливается нарушать его, являются преступниками согласно законам Божеским и мирским».

— Подобное послание не может являться руководством к действию. Текст слишком многословен, мудрен и косноязычен. Попытки генерального контролера выстроить оборону превращаются в наступательное оружие против него самого, — шепнул Ноблекур на ухо Николя.

В честь приезда Наганды решили устроить вылазку за город. Возле церкви их уже ждали фиакры, в одном из которых сидел Семакгюс; уподобившись Фернейскому отшельнику, он уважал Господа, однако избегал наносить Ему визиты. Компания двинулась в направлении заставы Бас Куртиль де Поршерон, где находился знаменитый трактир Рампонно «Королевский барабан». Друзья хотели познакомить индейца микмака с простыми радостями парижан.

Пригнув головы, они преодолели три ступеньки и спустились в прямоугольный зал. Катрина и Марион с завистью поглядывали на сооруженный в кухне величественный камин, огромную плиту и несколько медных источников для фильтрования воды. Почти все места на скамьях, приставленных к большим столам, занимали посетители, отчего в зале царил неумолчный шум. Краснолицый приземистый хозяин заведения, с виду напоминавший упитанного Силена[60], встретил их радостной улыбкой и проводил за стол, расположенный на небольшом возвышении, откуда был прекрасно виден весь зал. Хозяин сразу узнал Николя: ему не раз приходилось иметь с ним дело. Луи развлекался, разбирая надписи на стенах: «Главное — чувствовать себя непринужденно. Камарго. Настроение отличное. Кредит сдох. Bonum vinum laetificat cor hominis: доброе вино радует сердце. Gallus cantavit: петух пропел. Доктор и Полишинель». Особенно всех развеселил рисунок, изображавший Рампонно, сидящего на бочке.

Простая еда, подававшаяся в погребке, успела прославиться на весь Париж. Желая на время позабыть о придворных манерах, сильные мира сего не брезговали инкогнито захаживать к Рампонно. При содействии Авы, также приглашенной на пиршество, Семакгюс заказал трапезу. Они попробовали жареную рыбу, дичь на вертеле и фрикасе из кролика в белом вине; к кролику подавался салат из зелени: мелко нарезанные салатный цикорий, лук-татарка и кервель, с добавлением зубчика чеснока, крутого яйца и нескольких ломтиков сала. Довольный Семакгюс заявил, что фрикасе приготовлено «как надо», ибо в нем, помимо крольчатины, наличествуют кусочки молодого угря, предварительно обжаренного в сливочном масле с грибами и маленькими луковичками. Чтобы угорь не разваливался, обжаривать его следовало очень быстро. Крольчатину же, залитую смесью взятых в должных пропорциях белого вина и бульона, томили до тех пор, пока не выпарилась примерно треть всей жидкости. К трапезе подали слабенькое вино из Сюрена. Завершилось пиршество блюдом сухих пирожных-колечек, лепешек, жаренных в масле и обсыпанных сахаром, сухариков и прочей выпечки, кофе и рюмочкой улучшающей пищеварение настойки, достойной даже ангелов. Возле заведения народ устроил шумные танцы под визгливое пиликанье скрипки. Господин де Ноблекур, которому корабельный хирург дозволил попробовать всех блюд понемногу, решил вспомнить молодость и, попросив инструмент, принялся, отбивая ногой такт, наигрывать неаполитанскую песенку. Толпа пришла в восторг, и число танцующих немедленно увеличилось. Неаполитанскую мелодию сменила зажигательная фарандола, и сотня, а может, и все три сотни посетителей Рампонно, взявшись за руки, лихо заплясали, весело скача между столами и попирая ногами тех, кто успел свалиться на пол от излишних возлияний.

В последующие дни обнаружился целый ряд интересных фактов, продвинувших расследование далеко вперед. Победоносно завершив битву с нотариусами, Бурдо сообщил Николя, что дом Энефьянса по улице Пуарье после предполагаемой смерти каторжника по решению суда выставили на торги и его приобрел некий Матиссе, бывший торговец зерном, весьма известный в своих кругах. Он же купил и дом напротив. Услышав имя Матиссе, Николя так и подскочил и тотчас принялся сверяться с записями. Это имя упоминал Ленуар в связи со слухами о «пакте голода», а Лепрево де Бомон назвал зерноторговца одним из главных заговорщиков и спекулянтов. Когда же Бурдо добавил, что нотариус нехотя признался, что оба приобретения совершены с «небольшими нарушениями» и с выгодой для некоего известного лица, имя которого он назвать отказался, фигура Матиссе показалась еще более любопытной.

Посланные Николя осведомители и агенты за два дня не только выследили это известное лицо, но и донесли о его многочисленных встречах с аббатом Жоржелем. Матиссе же, похоже, выпроводили из квартала Тампль. Видимо, принимая во внимание развитие событий, принц де Конти решил разорвать связи, переставшие приносить ему пользу.