Книга Совсем другая жизнь - Владислав Куликов

Они сидели на ковре в большой комнате затерянного в горах дома. Приютивший их хозяин то и дело наполнял пиалы, стоявшие перед гостями, козьим молоком.

— Что с людьми?

— Они ждут не дождутся своего часа, — с жаром воскликнул шейх Мансур. — Кабул, Москва, Берлин и Лондон превратятся в пылающие факелы. Они станут последними причалами для наших шахидов. Верных сынов Аллаха.

Шейх Мансур был заводной человек, любивший европейские костюмы. Он летал по всему миру, поэтому носил очень короткую бороду. В высшем свете Европы его знали как арабского бизнесмена и поэта (он действительно выпустил пару книжек стихов). Но это был воин. Они познакомились с Директором в конце восьмидесятых, когда еще шла война с советскими войсками. Мансур был одновременно и генератором идей, и прекрасным организатором, и исполнителем. Директор и не догадывался, что война была для Мансура всего лишь бизнесом. Последний проект, который продвигал Мансур, назывался «Причал шахидов». Цель — наводнить самоубийцами Афганистан, Европу и Россию. Выбив на это деньги, Майсур связался с Усмоном. И предложил поучаствовать.

* * *

… — Опять эти фантазии! — недовольно воскликнул Найденыш. — Кто из нас сумасшедший, я или ты?

— Ты. А я твой глюк, — ответил гость, — только очень качественный глюк.

На этот раз они мчались по автобану в красном спортивном кабриолете. Найденыша даже обдувал ветер. Настоящий реальный ветер. («Да, глюки что надо», — затесалась мыслишка.)

— В общем, ты прав, — сказал гость, поворачиваясь к Найденышу. (Так и хотелось воскликнуть: «На дорогу смотри!» Потом вспомнил: это же все равно бред, тут не разобьешься. И успокоился.)

— Таким Бен Ладена представил Ветров, — продолжал человек, — он писатель, имеет право.

— Как же мне это поможет спасти жизнь? Вранье ведь.

— Может, вранье. А может, и нет. Если мы не знаем, как там на самом деле, как можем утверждать: вранье или нет? А?

— Не усложняй. Объясни, чего ты от меня хочешь?

— Помочь тебе найти свое имя. Ты сейчас примеряешь чужие имена, как одежку. А у тебя есть свое хорошее имя.

— Я не могу поверить.

— Просто оно тебе не нравится. Но раньше-то ведь нравилось.

— Раньше я был другим.

— Таким же. Точно таким. Поверь мне. Знаешь, как трудно заработать себе имя. Настоящее имя. Причем не важно, чем ты занимаешься, имя нужно везде. Представь, ты модельер, и твое имя Пьер Карден. Здорово, правда? А теперь ты точно такой же модельер, но с фамилией Пупкин. Купит кто твое платье? Пусть оно будет не хуже, чем у Кардена. Но твое платье никому на фиг не нужно, пока Пупкин не станет точно таким же именем, как Карден. Или же пришивай бирку «Карден» к своему платью. Сейчас так многие делают.

— Я не модельер.

— Ну это так, для примера. Террористу тоже нужно имя, иначе его никто не будет воспринимать всерьез. Че Гевара — эх, какое имя, а?! Бен Ладен — тоже имя. Люди, они ведь как дети, покупаются на яркую обертку.

Ветер раздувал яркую гавайскую рубашку человека. Найденыш отметил, что тот опять несколько другой.

— Теракт, он ведь должен вызвать шум. Иметь прессу. Кому нужен теракт, если про него не напишут в газетах?.. Ух-х.

Автомобиль резко вильнул, обгоняя впереди идущую машину. У Найденыша аж захватило дух.

— Сделали мы их, — радостно воскликнул человек. — На чем я остановился? Ах да — две вещи правят миром: имя и торговая марка. Что, в принципе, одно и то же.

— Я хочу проснуться, — вдруг произнес Найденыш, которому этот разговор показался пустым.

— Уже скоро, — ответил человек, — сейчас приедем.

— А куда мы едем?

— В твою тюрьму. — Человек расхохотался. — Шутка. Я пытаюсь до тебя достучаться. Семь потов сойдет, прежде чем, начав с нуля, заработаешь свое имя. А у тебя уже было хорошее имя, мон ами. Зачем от него отказываться?

Глава 7

Андрей выждал время, потом позвонил Антонине, чтобы объясниться. Но было уже поздно. Она его разлюбила. Вначале Тоня переживала муки: расстаться с любимым человеком — это как отпилить себе ногу. Требует нечеловеческого мужества. Точнее, животного мужества. Но это надо стерпеть. Ведь любовь, как хвост у ящерицы: один отбросишь, вырастут два новых.

Разум с самого начала твердил ей: расстаться придется. Ради сына. «Почему я всегда люблю тех, кого любить нельзя? — корила себя Антонина. — Игнатьева любила. Разбила его семью. Теперь Андрюшу. Надо опомниться!» Губная помада словно отрезвила женщину. А пощечинами она выплеснула энергию, разрывавшую ее на части. И — странное дело — полегчало. Правда, дома Антонина еще поплакала, благо, что муж, как всегда, задерживался. Потом три дня поболела. И — как рукой сняло.

Ветров позвонил, когда уже ничего изменить было нельзя. Они вместе посмеялись над недоразумением.

— А почему ты так завелась? — спросил Андрей. — По идее, я должен ревновать. Кто из нас холост?

— Это ничего не значит. Если ты мой, значит, мой. Я ужасно ревнива. Ты еще легко отделался.

— Кармен наоборот? Это что-то новенькое. Или Отелло?

— Тебе видней. Кто из нас писатель?

Они перебросились еще парой-тройкой незначительных фраз. И положили трубку. Антонина так до конца и не поверила Ветрову. Но это было и не важно.»

Вечером Ветров забежал на угол к Хоттабычу. Взял пива и горячие сосиски. Хозяин подсел к нему.

— Здравствуй, Андрей. Как дела?

— Нормально. Завтра в командировку еду.

— Куда?

— В Оренбург. На пару дней.

— А-а… — Перекинулись еще парой фраз. Но Ветрову почему-то показалось, что у Хоттабыча есть к нему какое-то дело. Интуиция, что ли, подсказала?

— А ты-то как? — спросил Андрей и пристально посмотрел на хозяина кафе.

— Спасибо, хорошо. — Хоттабыч приложил руку к сердцу, затем немного задумался и после паузы произнес: — Есть разговор.

— Слушаю.

— В Москве появилось много чужих людей. Плохих людей.

— Удивил. — Андрей усмехнулся.

— Ты не смейся. Они к чеченцам приезжают. — Хоттабыч говорил тихим голосом. — К таджикам. Раньше просто работяги были. От них зла никакого. Но я же вижу — теперь совсем другие люди.

Хоттабыч знал, что говорил. Чеченцы, державшие рынки и занимавшиеся бандитским бизнесом, как ни парадоксально звучит, были за мир. Не во всем мире, конечно. А в Москве. Потому что здесь жили. И зарабатывали. Однако к ним приехали люди, которым нельзя отказать. Авторитетные в их кругу люди. Привели других людей и сказали: им надо помочь. Во всем.