Книга Старая сказка - Кейт Форсайт

Когда из спальни через несколько часов появились король и Атенаис, раскрасневшиеся и томно-усталые, стало ясно, что последних пятнадцати месяцев словно не существовало. Атенаис вернулась в Париж в одной карете с Их Величествами, а вскоре прибыл и длинный обоз с ее платьями, украшениями, туфлями, веерами, шалями, служанками и собачками. Атенаис вновь заняла свои прежние апартаменты по соседству с королем.

Король, однако же, оставался верен себе. Летом 1676 года его внимание привлекла принцесса де Субиз. Вскоре ее стали замечать спешащей по темным коридорам дворца в покои короля, а из-под небрежно наброшенной вуали выбивались пряди ее знаменитых рыжевато-золотистых волос.

К несчастью, вскоре принцессу де Субиз сразила зубная боль, и ей пришлось обратиться к цирюльнику, который и вырвал ей больной передний зуб щипцами. С зияющей дырой во рту принцесса растеряла свою привлекательность, и король вернулся к улыбающейся и сияющей Атенаис, которая вскоре доказала ему свою преданность тем, что опять забеременела.

Затем, в самом начале 1677 года, когда Атенаис стала огромной, как слониха в королевском зверинце, Его Величество стал заигрывать с одной из фрейлин королевы, Изабеллой де Лудрес. Обладательница столь же роскошной фигуры, как и у самой Атенаис, — зато на шесть лет моложе, — она привлекла внимание короля, когда танцевала с ним менуэт. Поступила она просто и незамысловато — прижалась к нему всем телом и подняла на него голубые глаза.

Атенаис пришла в ярость. Она распустила слухи, что Изабелла скрывает язвы от английской оспы. Изабелла, вся в слезах, стала умолять короля осмотреть ее с головы до ног, дабы убедиться, что никаких язв у нее нет и в помине. Часом позже король, улыбаясь, вышел из ее комнаты и заявил, что она чиста, как агнец. Атенаис не оставалось ничего другого, кроме как в бешенстве метаться по комнате.

— Ах, эта коварная, подлая, самонадеянная шлюха! Ну я ей покажу! Я сделаю так, что она пожалеет о том, что родилась на свет, — вскричала она, обеими руками поддерживая свой огромный живот.

— И что вы собираетесь делать? — с интересом спросила я.

В то время мы с герцогиней де Гиз пребывали при дворе, куда ее пригласили на Рождество, а потом уже Франсуаза уговорила ее задержаться ненадолго, надеясь с помощью герцогини разорвать удавку, наброшенную Атенаис на короля.

Атенаис метнула на меня раздраженный взгляд.

— Ждать, пока не родится ребенок. А потом я поманю короля пальчиком, и он приползет обратно, как миленький.

В начале июня Атенаис вернулась ко двору, и Изабелла вдруг совершенно неожиданно утратила власть над королем. Он видел только Атенаис, которая склоняла голову ему на плечо за карточным столом и заказала ворох новых платьев, пару танцующих медведей, апельсиновые деревья в серебряных кадках и гигантскую позолоченную клетку для своих горлинок.

— Он готов начать раздевать ее прямо в нашем присутствии, — сказала мне как-то мадемуазель де Ойлетт, одна из ее статс-дам. — Стоит ей только развязать корсет, и он набрасывается на нее, как коршун. Он никак не может насытиться ею. — Она отвернулась, и на лицо ее набежала тень. — Атенаис знает, что он готов взять свое с кем угодно, если ее не окажется на месте. Ведь отказать ему не посмеет никто.

Изабелла напрасно пускала в ход все свое женское искусство обольщения, король, казалось, и вовсе перестал замечать ее. В сентябре она отправила ему отчаянное послание, прося разрешения удалиться в монастырь. Его Величество зевнул и ответил:

— А разве она еще не там?

После этого король приударил за молоденькой девицей откуда-то из деревенской глуши, но и она в слезах бросилась домой после сокрушительного столкновения с безжалостным остроумием Атенаис. Затем наступил черед английской графини, заявившей, что в Версале слишком скучно и душно после того, как целую неделю Атенаис обстреливала ее уничтожающими взглядами своих голубых глаз. А потом пришла очередь моей золовки, мадемуазель де Теобон, которая получила от брата столь гневное письмо, что в спешке и смятении покинула двор, спрашивая себя, кто же написал о ее проделках брату.

Разумеется, это была я. Я сообщила Мари последние придворные новости. А в конце приписала: «Да, чуть не забыла. Я говорила тебе, что королю на глаза попалась сестра Теобона? Уверена, из этого ничего не выйдет, но mordieu! Во дворце развелось столько королевских бастардов, что шагу ступить некуда, чтобы не наткнуться на одного из них, но король даже не попытался усыновить кого-либо, за исключением детей Торрента».[149](Сестра знала, что «Торрент» — одно из прозвищ Атенаис.)

Кое-кто, конечно, может счесть, что с моей стороны было злонамеренно отсылать подобное письмо, но я-то знала, что сестра не допустит, чтобы золовка стала очередной любовницей короля. Кроме того, Атенаис была не из тех, кого приятно иметь своим врагом.

Тем временем моя собственная жизнь стала поистине невыносимой. Герцогиня де Гиз не отпускала меня ни на шаг. Целыми днями я простаивала на холодном мраморном полу, пока у меня не начинали ныть ноги, выслушивая, как герцогиня склочно перечисляет грехи и проступки всех и каждого, исключая, разумеется, лишь самого короля. А потом наступала ночь, когда я должна была откликаться на любой ее зов — помочь ей сесть на горшок, растереть замерзшие ноги, прочесть вслух пассаж из Библии или подать поссет,[150]который она потом отказывалась пить, жалуясь, что он слишком горячий или слишком холодный, чрезмерно острый или, наоборот, совершенно пресный.

Нужно было срочно что-то делать. И вот, когда мы в следующий раз прибыли в Версаль на Пасху 1678 года, я первым же делом отправилась к Атенаис. Она занимала апартаменты из двенадцати комнат, каждая из которых являла собой симфонию в розовых, бледно-голубых и золотистых тонах, наполненных запахом свежих цветов, пудры для лица и дорогих духов.

Атенаис вольготно раскинулась на обитом бархатом диване, сунув отекшие ноги в домашние туфли на высоком каблуке. Ее статс-дама, мадемуазель де Ойлетт, завивала ей волосы горячими щипцами (а я-то всегда считала, что волосы у нее вьются от природы), а сама она угощалась сладостями из фиолетовой атласной коробочки.

Впервые я встретилась с Атенаис, когда ей было двадцать шесть. В то время она отличалась ангельской красотой. Сейчас ей исполнилось уже тридцать семь, и она вновь была беременна от короля. Лицо ее стало круглым, как головка сыра, а голубые глаза, такое впечатление, вылезали из орбит над пухлыми щеками. Живот ее приобрел столь устрашающие размеры, что она запросто могла использовать его в качестве столика на четверых, пусть и довольно неустойчивого, а ложбинка между грудей стала такой глубокой, что в нее благополучно поместились бы все серебряные столовые приборы.

Завидев меня, она удивленно приподняла бровь.

— Шарлотта-Роза. Какая приятная неожиданность!