Книга Тени предков - Джорджет Хейер

– Вы правы, принц, – учтиво согласился его светлость. – А теперь мы вернемся в Париж, где ее опекун представил мою героиню высшему свету… Помолчи, Арман, конец моей повести уже близок. Она имела успех, могу вас заверить, так как не походила на прочих юных девиц. Иногда она бывала сущим ребенком, но это сочеталось в ней с большой умудренностью и еще большей неукротимостью духа. Я мог бы рассказывать вам о ней часами, но ограничусь лишь тем, что скажу: была она немножко бесенком, очень прямодушной, полной веселого задора и очень, очень красивой.

– И искренней! – быстро вставил Конде.

Его светлость кивнул.

– И искренней, принц. Но далее. Париж вскоре начал замечать ее сходство с Каином. Как, должно быть, он перепугался! Затем до слуха девочки дошло, что свет считает ее побочной дочерью Каина. – Он помолчал и поднес к губам платок. – Она любила человека, который был ее опекуном, – сказал он ровным голосом. – Его репутация давно погибла, но в ее глазах он был безупречен. Она называла его… сеньором.

Сен-Вир закусил нижнюю губу, но сидел спокойно и слушал словно бы с равнодушным интересом. На него было обращено много возмущенных взглядов, но он как будто не замечал их. В дверях Руперт любовно поглаживал эфес шпаги.

– Когда девочка узнала, что говорит о ней свет, – продолжал Эйвон, – она отправилась в дом Каина и спросила, правда ли, что она его незаконнорожденная дочь.

– Да? Allons?[175]– воскликнул Конде.

– Он решил, что Случай наконец-то ему улыбнулся, и сказал девочке, что это правда. – Эйвон поднял ладонь, удерживая вскочившего на ноги Армана. – Он пригрозил разоблачить ее в глазах света как низкорожденную самозванку и… любовницу своего врага. Он сказал ей – он, ее отец! – что сделает это, что свет захлопнет двери перед ее опекуном за то, что он осмелился представить обществу свою любовницу, да еще такого происхождения.

Мадам де Сен-Вир теперь сидела в кресле совершенно прямо, вцепившись в ручки сведенными судорогой пальцами. Ее губы беззвучно шевелились. Она уже почти не владела собой, и было нетрудно догадаться, что эта часть истории была для нее совершенно новой.

– А, но каков подлец! – вскричал Лавулер.

– Погодите, мой милый Лавулер. Он был настолько добр, что предложил девочке выбор. Обещал хранить молчание, если она исчезнет из мира, в который только что вступила. – Взгляд Эйвона стал жестким, голос ледяным. – Я вам уже сказал, что она любила своего опекуна. Расстаться с ним, вернуться к прежней мерзкой жизни было для нее хуже смерти. Она ведь едва-едва пригубила чашу счастья.

В зале уже навряд ли остался хоть кто-то, кто не понимал бы, о ком идет речь. На многих лицах был написан ужас. Стояла мертвая тишина. Хонде наклонился вперед, его лицо было мрачным и тревожным.

– Но продолжайте! – сказал он резко. – Она… вернулась?

– Нет, принц, – ответил Эйвон.

– Но как же? – Конде вскочил с кресла.

– Принц, для тех, кто отчаялся, кто думает, что никому не нужен, чье сердце разбито, всегда есть выход.

Мадам Дюдеффан вздрогнула и прижала ладонь к глазам.

– Вы хотите сказать…

Эйвон указал на окно.

– Там, принц, неподалеку отсюда, струится река. Она поглотила много тайн, много трагедий. И эта девочка – просто еще одна трагедия, оборвавшаяся в ее волнах.

Раздался пронзительный, придушенный вопль. Мадам Сен-Вир встала, словно подчиняясь невидимой силе, и в безумии, спотыкаясь, побрела вперед.

– Ах нет, нет, нет! – простонала она. – Только не это! Только не это! Господи, где твое милосердие? Она не могла, не могла умереть! – Ее голос прервался, она вскинула руки и упала у ног Эйвона, задыхаясь в рыданиях.

Леди Фанни вскочила.

– Бедняжка! Нет-нет, мадам, она жива, клянусь! Да помогите же кто-нибудь! Мадам, мадам, успокойтесь!

Поднялся общий шум. Давенант утер вспотевший лоб.

– Бог мой, – произнес он хрипло. – Как все подстроено! Умный, хитрый дьявол!

Внезапно раздался недоуменный женский голос:

– Но я не понимаю… Как… что… Это конец истории?

Эйвон не повернул головы.

– Нет, мадемуазель. Я только ожидаю конца.

Стук упавшего кресла в нише заставил всех забыть о графине де Сен-Вир и оглянуться на графа. Едва его жена утратила контроль над собой, он вскочил, понимая, что ее рыдания окончательно его изобличили, и теперь он как безумный боролся с Меривейлом, засовывая руку в карман кафтана. Несколько мужчин бросились туда, но он вырвался, задыхаясь, с лицом, искаженным бешенством, и они увидели, что в руке он сжимает маленький пистолет.

Конде внезапно встал перед герцогом, загораживая его от пистолета.

Через несколько секунд все было кончено. Они услышали сумасшедший вопль Сен-Вира:

– Дьявол! Дьявол!

Оглушительно грохнул выстрел, закричала женщина, и Руперт быстро подошел и накрыл платком разбитую голову Сен-Вира. Они с Меривейлом нагнулись над трупом. Его светлость медленно подошел к ним, глядя на то, что минуту назад было Сен-Виром. В дальнем конце зала какая-то женщина забилась в истерике. Глаза его светлости встретились с глазами Давенанта.

– Я ведь говорил, что воздаяние будет полно поэтической справедливости, не так ли, Хью? – заметил он и вернулся к камину. – Мадемуазель, – он поклонился испуганной девице, которая спрашивала его о конце истории, – граф де Сен-Вир снабдил концом мою повесть.

Он взял пожелтелый листок с каминной полки, бросил его в огонь и засмеялся.

Глава 31ЕГО СВЕТЛОСТЬ ГЕРЦОГ ЭЙВОН ВЫИГРЫВАЕТ ВСЕ

В деревню Бассинкур вновь въехал его светлость герцог Эйвон на наемной лошади. Он был облачен в панталоны коричневого сукна и кафтан из темно-лилового бархата с золотым шитьем. Сапоги со шпорами густо покрывала дорожная пыль, перчатки он держал в той же руке, что и длинный хлыст. С сомюрской дороги он въехал на рыночную площадь и натянул поводья, едва копыта его лошади застучали по неровному булыжнику. Жители деревни и крестьянки, приехавшие в Бассинкур на рынок, уставились на него с разинутыми ртами, как уже было однажды, и начали перешептываться.

Он направил лошадь шагом к домику кюре и остановил ее.

Его светлость посмотрел по сторонам, увидел поблизости мальчика и поманил его, а сам легко спрыгнул с седла.

Мальчик подбежал к нему.

– Будь любезен, отведи мою лошадь на постоялый двор и присмотри, чтобы ее поставили в стойло и напоили, – сказал его светлость и бросил мальчугану луидор.

– Да, милорд! Слушаюсь, милорд! – пробормотал мальчуган, зажимая монету в кулаке.

Его светлость открыл калитку, которая вела в сад кюре, и прошел по аккуратной дорожке к крыльцу. Как и в тот раз, его впустила розовощекая домоправительница и, узнав, низко присела.