Книга Такие люди были раньше - Авром Рейзен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1914
Опытная невеста
Кэйди пришла из мастерской веселая и счастливая. Сегодня среда, значит, ее «бой», с которым Кэйди встречается уже несколько недель, сегодня сделает ей предложение, у них будет помолвка.
Кэйди всего двадцать лет. Мать, женщина за сорок, родом из маленького местечка в Литве, не понимает, как ее Кэйди умудрилась так быстро найти жениха. Она с нежностью смотрит на дочь и незаметно улыбается, пытаясь скрыть свою радость.
— Ты только смотри, разберись как следует, что он за человек! — Мать считает необходимым предостеречь, хотя и так уверена, что Кэйди не позволит себя провести.
Кэйди обижается, что мать, старомодная женщина, вмешивается в ее личные дела. Но у Кэйди покладистый характер, и она мягко говорит:
— Не волнуйся, мама, я про своего Гарри все знаю. В Америке не обманывают, это тебе не Европа.
Мать задумывается. В голове проносятся картины минувшего, и она отвечает:
— И то верно. Все-таки Америка — хорошая страна…
А тем временем быстро накрывает на стол: Кэйди проголодалась и к тому же спешит. А потом смотрит, как дочка ест, и пододвигает ей тарелку за тарелкой.
Кэйди в превосходном настроении. Она смотрит на мамино постаревшее лицо и вдруг замечает в черных волосах седые пряди. Кэйди растрогана. Ей хочется поговорить с мамой, пробудить в ней воспоминания о далеких временах, когда она, мама, была молоденькой девушкой, и Кэйди спрашивает:
— Мам, а сколько тебе было, когда твой «бой» тебе предложение сделал?
Мать улыбается наивному вопросу, но он пробуждает в ее сердце давно уснувшие чувства. Ее лицо розовеет, глаза вспыхивают. Кэйди понимает, что мама хочет рассказать что-то интересное, и ждет затаив дыхание.
— Ешь, ешь, — говорит мать, увидев, что Кэйди отложила вилку. — Можно же есть и слушать.
Кэйди возвращается к еде, а мать начинает рассказ:
— Говоришь, «бой»… Смешно. У нас в местечке и слова-то такого не знали, парней так и называли парнями. Хотя какая разница? Женихи — этот товар из другого города надо было привозить, как и остальные товары, которых у нас не хватало: свечи, пшеничную муку, рыбу… Когда девушке исполнялось восемнадцать, начинали ей жениха подыскивать. Я высокая была, рослая, выглядела старше своих лет, и мама боялась, что эдак я могу и в девках остаться, поэтому меня с семнадцати стали сватать.
Само собой, у нас в местечке тоже парни были, да все не те: сами неподходящие и из слишком простых семей. Вот и пришлось на телеге из других мест везти.
Мой первый жених у нас в доме пятнадцать минут провел, я его и разглядеть не успела. Сватовство сразу же из-за приданого расстроилось. Он слишком много захотел, а мой отец небогат был, не мог столько заплатить. Ну, женишок разозлился и уехал. Я обрадовалась — пронесла нелегкая. Поначалу я ужасно мучилась: сидишь с женихом и его родителями, а самой слова сказать нельзя, девушке в такие дела вмешиваться не позволялось. Со вторым женихом тоже не заладилось. Поторговались, сошлись на двухстах рублях, но он еще потребовал, чтобы тесть его три года после свадьбы содержал. Отец испугался: три года! Помню, как он кричал: «Что же мне, семью из четырех человек кормить?!» Он прикинул, что у нас за три года двое детей родится. Я поняла, что он имеет в виду, и чуть со стыда не сгорела. Перепугалась: а вдруг поймут, что я поняла…
С третьим женихом почти сговорились, его родители ни приданого не просили, ни содержания. Но вдруг дознались, что семья у него недостойная, отец жениха когда-то простым ремесленником был. Может, оно и неправда, но мама решила не рисковать… А я тогда уже опытная стала, знала, как держаться, когда жених с родителями приезжают, какую блузку надеть, где сидеть и как чай пить из стакана.
К десятому сватовству мне уже двадцать три стукнуло. Я все тонкости успела изучить, как невеста себя вести должна. Женихи и их родители от меня в восторг приходили. Я прекрасно понимала: если бы не мешали всякие мелочи, меня бы с руками и ногами оторвали.
Со временем так поднаторела, что с первого взгляда видела, что за жених приехал, сколько приданого его родители захотят, сразу дело расстроится или потом, когда уже договор о помолвке напишут.
В конце концов у меня столько женихов набралось, что я их и различать перестала. Новый приезжает, а мне кажется, он у нас уже был. Так же и с их родителями. Все папаши на одно лицо, говорят одинаково, покашливают одинаково. И мамаши тоже: одни и те же голоса, одни и те же манеры, одинаково в платок сморкаются. А мне уже все равно, кому в руки попаду.
— Как же ты все-таки замуж вышла? — с любопытством спросила дочь.
Она совсем перестала понимать, как жили девушки в старину.
— Как? — смущенно улыбнулась мать. — Секрет!
Но Кэйди очень хотелось узнать, и, убрав со стола, она обняла мать и попросила:
— Мамочка, ну расскажи, пожалуйста!
— Неловко об этом говорить, но раз ты так пристала… Приезжает очередной жених, а я вижу, мама угасает, как свеча. Она уже всякую надежду потеряла, что я когда-нибудь замуж выйду. Жаль мне ее стало, я и решила: на этот раз обязательно. И что я сделала? Оделась покрасивее, как до того ни разу на смотрины не одевалась, зажгла две лампы и фитили выкрутила, чтобы светлей было. Сообразила, что при свете буду очень недурно выглядеть, я же не уродина какая-нибудь… И вторая лампа помогла. А я еще жениху глазки строила и улыбалась. Почувствовала: вот этот будет мой. Это был твой отец…
Она осеклась.
Вдруг Кэйди засмеялась.
Мать смутилась, подумав, что дочь смеется над ней:
— Больше не буду тебе ничего рассказывать…
— Нет, нет, мама, что ты, я же не над тобой смеюсь. Просто подумала: здесь, в Америке, женихов в парке находят, в темноте. А там надо было вторую лампу зажигать!
Мать задумчиво улыбнулась, помолчала немного.
— У каждого поколения, доченька, свои способы. Лишь бы замуж выйти.
1918
Подарок
Бендет Джейкобсон по натуре человек добрый, но есть у него один недостаток: прежде чем помочь кому-нибудь, он слишком долго думает. И эти долгие, мучительные размышления сильно мешают ему совершать хорошие поступки.
Когда поднялся шум из-за жертв войны, и газета, которую каждый
