Книга Детективная богадельня - Юлия Игоревна Андреева

трясясь от страха, что меня опознают и отведут в ближайший участок. А потом вдруг я понял, я осознал, что все вокруг глухи и слепы, что никому нет до меня дела, и самое большее, чего я могу здесь дождаться, — это визита хозяина квартиры за очередной платой.

Я тщательно оделся, отправился в самую дорогую и роскошную парикмахерскую, где меня подстригли и побрили.

— Как обычно? — спросил цирюльник. Внутри у меня похолодело, но я взял себя в руки и утвердительно кивнул.

Руки мастера немца порхали надо мной, он не просто брил, он делал массаж, потом горячий компресс, потом снова массаж с ароматным кремом. Услуга стоила недешево, но она действительно того стоила. Уснул ли я, попал ли в рай, где ангелы пели над моей головой «Ах, мой милый Августин». Когда я очнулся и взглянул в зеркало, на меня смотрел прекрасный, как никогда прежде, Габриэль Линк. Я стал им, исполнилась заветная мечта.

Всю жизнь я завидовал Линку, его выезду — теперь это был мой выезд, его фотокамере — она тоже сделалась моей. В квартире, которую снимал Линк, я нашел деньги и дорогие вещи. Конечно, надолго этого не могло хватить, но после того, как я осуществил свою заветную мечту — стать Габриэлем Линком, я каким-то образом унаследовал и мечту своего друга — сделаться фотографом. Правда, сколько я ни старался, я так и не научился запечатлевать картины природы, как делал это Линк, но зато я устроился в полицию и стал полицейским фотографом.

Конечно, это было совсем не то, чего бы хотел Габриэль, но все-таки я не был полностью им и, унаследовав его имя и имущество, не обрел вместе с тем его таланта. Линк мечтал сделаться настоящим фотохудожником и прославить свое имя, меня же манила криминальная колонка.

Так получилось, что после того, как Линк полностью порвал с пивоварней, его отец был вынужден назвать наследником своего второго сына. Что было мне на руку, потому что никто уже не пытался найти Габриэля и, следовательно, не мог разоблачить меня.

Приблизительно через год после того, как я устроился в полицию, меня нашла супруга Линка Изольда, которая сообщала о рождении сына и просила хотя бы высылать деньги на его содержание. Что я и делал. Я никогда не писал, ни ей, ни родным Линка, так как плохо знал его почерк и боялся быть уличенным. Не знал я и о том, что моя жена Марта родила дочку. Собственно, я узнал об этом совсем недавно, когда ко мне явились внучка настоящего Линка Берта и Полин — моя внучка и точная копия оставленной мной жены.

Признаться, я никогда не любил Марту и досадовал, что Линк заставил меня на ней жениться. Но Полин, когда я увидел Полин, я вдруг осознал, какого счастья я на самом деле лишился. Это трудно теперь объяснить, я сам еще не до конца понял, но это действительно так.

Бедная моя Полин, вместо того чтобы забрать деньги и вернуться к родным в Мюнхен или купить себе дом под Лондоном, она ринулась ко мне на выручку. К больному практически умирающему человеку. Глупо, бессмысленно, благородно.

* * *

В УШАХ ИНСПЕКТОРА ФИНКА еще долго звенели слова старого фотографа, прожившего жизнь другого человека и потерявшего свою собственную. Вдруг подумалось, что Линк — Филипп не мог приучиться называть старика Грином — даже не был хорошим фотографом, он просто смертельно завидовал Линку и поэтому думал, что, едва в его руках окажется драгоценная камера, он моментально прославится. Но в том-то и дело, что фотографом он был никудышным, и если газетчики и брали в криминальную колонку приносимый им материал, то исключительно из-за его актуальности.

Все, что он приобрел после смерти Линка, он потратил или продал, не найдя применения. Даже Амалия, на защиту которой в тот роковой день на арену цирка встал его друг, даже она повстречалась ему уже в старости, перестав быть египетской царицей, а сделавшись просто милой и приятной пожилой дамой. Филипп предполагал, что завистливый кучер в тот день был поражен прекрасной артисткой цирка в сверкающем фальшивыми драгоценностями платье, в парике и тиаре Клеопатры.

Размышляя о судьбе Линка, инспектор думал и о себе, о том, свою ли жизнь он живет или тоже чужую, придуманную, ненастоящую и, в сущности, ненужную. Когда-то, еще в детстве, он страстно завидовал своему старшему брату Рудольфу. Прекрасный спортсмен, Руди много тренировался и уже в шестнадцать лет жонглировал пудовой гирей. Он боксировал в тяжелом весе и считался самым красивым и видным среди юношей своего колледжа. Филипп тянулся к брату, вечно страдая от своего несовершенства. Не такой высокий, как брат, в отличие от Рудольфа, Филипп явно пошел в материнскую породу. Уже в детстве было понятно, что он не сумеет догнать брата ни в росте, ни в богатырском сложении. Более тонкий, часто болеющий в раннем детстве, Филипп проигрывал на фоне шумного, вечно куда-то стремящегося брата. Подражая старшему, он занимался спортом, быстро увлекся боксом и как раз входящей в моду восточной борьбой, отлично держался в седле и вот уже несколько лет считался самым метким в участке.

Когда Рудольф закончил колледж, отец определил его учиться далее, с тем чтобы тот вошел в руководство банка и со временем занял его место. Старший сын был обязан продолжить дело отца, и тут неожиданно для всех Рудольф смирился и подставил бычью шею под банковское ярмо. Он налег на математику и по выходным постигал в кабинете отца секреты дебета и кредита. Филипп не мог понять, как такой человек, как Рудольф, не протестует, даже не пытаясь заявить о своем праве выбора. На Финка, как на младшего, никто не давил. Поняв, что он не имеет желания трудиться рядом с братом, отец позволил ему даже сделаться полицейским.

И вот Филипп расследовал преступления, бегал за преступниками, боролся, стрелял, сам много раз оказывался под пулями. Рудольф же рано женился и теперь был главой не только отцовского банка, но и огромного семейства.

Услышав историю Линка, инспектор задумался, а не украл ли он жизнь своего брата, подобно тому, как Грин присвоил себе личность своего друга Линка? Спрашивал себя и не находил ответа. Быть может, не случись Рудольфу родиться первым, он теперь был бы капитаном дальнего плавания, участвовал в африканских раскопках или, скорее, разворовывал гробницы фараонов. Финк спрашивал себя и не мог найти ответа.

Потом он подумал о Молли, об этой странной маленькой женщине с изломанной