Книга Потолок одного героя - Иван Поляков

понял.

Хвоя шелестела, и дерево чуть покачивалось. Взгляд мой был неподвижен. Я смотрел, как рябь расходятся между островками по отражению луны.

* * *

Музыкальная пауза.

Pink Floyd — Grantchester Meadows BBC 1969

(можно с чтением текста)

Отсюда было видно речку… Название которой тран уже забыл.

Он моргнул. Отстранённо почесал заросшую щеку, так как та зудела. Налипшая тина и водоросли немного поотлетели. Стало легче.

Уханье где-то рядом. Довольно большая, но совершенно чёрная и с бесшумным взмахом крыльев птица пролетела прямо перед лицом Мизена.

Сделав дугу, она пролетела вдоль пары белеющих шершавых стволов и орешника.

Чёрная тень попыталась схватить кого-то невидимого в высокой траве… Но ей не удалось. Едва слышно что-то зашелестело. Это, торопясь и извиваясь, маленькая змейка заспешила вдоль линии воды.

Хватаясь за землю и расплющивая живот, протягивая длинное тело, линдворм показался на берегу чуть в стороне. Запрокидывая когтистые лапы и протаскивая брюхо по скользкой земле, почти не поднимая головы, но поводя хвостом, он выполз на сухую колкую хвою. Довольно гудя, он потёрся скулой. Большая сероногая цапля спорхнула. Пролетела буквально полшага, тяжело ударяя крыльями, и вновь с шумом приземлилась на воду.

Это движенье «спугнуло» большую кочку, которая стояла у самого берега. Словно бы пятясь, плоская макушка плавно отошла от берега. Она неспешно скрылась за чёрной гладью воды. Поваленное дерево, одно из многих, и орешник.

Длинный берег. Край мха, который был почти незаметен. Следы возни и поломанные деревья по ту сторону озера. Снова берёзки. Чёрный край неглубокого озера, который скрывался где-то очень-очень далеко.

Пара линдвормов что-то не поделила у основания сосны. Широко раскрывая пасти и шипя, они ударялись мордами. И глядели друг на друга, издавая шипенье.

Глаза героя будто бы остекленели. Они смотрелись как нечто постороннее, ненужное на его измазанном и слившимся по цвету с ветками лице.

Он смотрел и не видел.

Неотрывно.

Постоянно.

Чиркнув по коре у его руки, крошечная фея расправила крылышки. Она вспорхнула. Полетела замершей искрою над водою и осокой. Между деревцами на противоположном берегу. К небольшой прогалине, где над короткими, похожими на кисти алыми соцветиями кружили яркие, звёздные точки. Маленькие и никем не замечаемые.

Звонко принюхиваясь, кабаны тупыми, но длинными носами вспахивали траву. Поддевая, они буквально выворачивали дёрн. Скребли копытом и похрюкивали гневно. Несколько молодых берёзок уже стояли поломанные, и ещё одна качалась.

Выскочив почти из-под самого рыла, крупный кролик по прямой, словно стрела, понёсся в осоке. Подвывая и перебирая слишком короткими ногами, большой кабан попробовал пуститься следом.

Но куда там.

Лишь немного пробежав, он остановился, так как ушастого и след простыл.

Не пустившись за товарищем, ещё один подковырнул раз-другой длинным носом. Мелкие косточки захрустели, и алая влага оросила траву.

«СКР- тРУУ-У-У-у-у-у-у!» — гулко пропело болото.

Звук, который шёл словно отовсюду и ниоткуда сразу. Это воздух дрогнул.

Нерадивый зверь оттолкнул товарища, но мяса больше не было. Ему только и оставалось, что рыть носом сырую землю, да злобно щёлкать зубами.

Показался третий. Он чуть хромал, и на боку его виднелась белёсая подпалина. Из приоткрытой пасти текла густая слюна. Подняв большую голову, вепрь звонко принюхался. Чем-то пахло.

Чем-то тянуло со стороны селенья.

Кабаны поднялись. Три… Четыре… Семь больших теней пересекли открытое место.

Сиреневые безмолвные деревья и чёрная вода.

Большая плица. Которая то ли дремала, стоя на одной ноге, а то ли просто не шевелилась.

Линдвормы уже не стукались носами. Один чуть отступил, и теперь они оба лежали, закатив глаза… Расплющив животы…

Не обращая вниманья на движенье жизни, Мизен сидел. И смотрел, как медленно поднимается луна.

Как она освещает большую шляпу, которую прибило к берегу. Перо её сломалось, а, ярко-алые днём, в ночи поля смотрелись пепельно-серыми. Очень понурыми.

* * *

Шершавая рукоять в ладони.

Я Моргнул.

Ухмыльнулся.

— Да… пошли вы всё!

XXVIII

У трактира «*** надежда».

Третий день шестого месяца двадцатого года.

Мирный вечер. Тихий.

Мерно переступая, Хорошая моя похрустывала жирной травою. Птицы ещё пели. С оттяжкой, никуда не спеша, кинжал пилил застёжку… на крышке компаса.

Чуть отстранившись, я подул. Глянул.

«И снова не следа, — посетила мерная, неспешная мысль. — Что ж, продолжаем».

Сидя спиной к развалинам, я имел великолепную возможность смотреть: на воду. На чёрную гладь и раскидистые ивы. На птиц.

«Вернуться… пройти вдоль „гнезда дракона“ туда-сюда — и дорога отыщется. Она непременно отыщется… Всё просто».

— Тц-ц-ц-цень! — призывно пропело где-то совсем рядом. Голос появился, поднялся и затих между деревьев.

— Как замечательно, — не мог я не отметить… — Гу-уси плывут… Как славно.

Раздувая большие ноздри и фыркая, моя Хорошая потянулась головою и чуть переступила. Хвост мотнул.

Я глянул. После низины все ноги лошади были изрезаны, так что если ничего не сделать, вот-вот могло начаться нагно…Ø…ние.

… Лёгкий туман стоял в голове, и думать становилась всё тяжелее. Спать хотелось.

— А с какой… стороны мы пришли?

Плавные, безвольные почти движенья остановились. Я глянул на компас. На кинжал, подаренный отцом.

… Ø…

Морщась, стараясь справиться, я ногтем большого пальца попробовал лезвие.

— Совсем уже никакое.

Во рту стоял горьковатый, какой-то шершавый привкус.

Кобыла попалась на глаза.

Она отъедалась. Бока её становились всё круче, в то время как я… всё больше и больше напоминал отца.

— Загорел, — заметил я, потерев шершавое предплечье. — Дамы такое любят. Скажи, тебе нравится?

Хвост кобылы мотнулся. Хорошая отвернулась, дыханье её ударило в листву.

«Жуёт и жуёт, — проскользнула раздражающая мысль. — Карту едва не съела… скотина».

Застыв, я смотрел, как вздрагивают бока. И бьёт рыжеватый хвост.

Взгляд переполз на свежие порезы у самых копыт.

Я воткнул лезвие в землю.

«Смешно… на удивление ясно помню, как покупал эту несчастную фальцовку».

… Ø…

… Ø… птицы на чёрной глади воды. «Широко» расправив крылья и «привстав», одна из них чуть потянулась, и снова сложила их обратно.

«… А кажется, что это было в прошлой жизни… Мой первый выход…»

Открыть дверь лавки… и войти… как настоящий представитель двора — ну не чудо ли?

Ферна, старый сквалыга, сразу подскочил:

— О! Господин тран! — голосом каким-то совсем незнакомым. — Проходите-проходите… Что же вы?

Сказал и поправил бант…

Вот так же он поправлял его и десять и пятнадцать лет назад. Когда я ещё по-тихому таскал с этой стойки конфеты.

Войти «господином», но бочком, чтобы ничего не