Книга Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - Александр Александрович Любищев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но несомненно, что и Короленко во многом ошибается. То неприемлемое у Гоголя, которое было в «Переписке» и других произведениях – было оправдание крепостного права и всех мерзостей крепостного строя. О крепостном строе в «Портрете» нет ни намека, есть осуждение мятежа, но не оправдание строя. Наоборот, показав справедливо развращающую власть золота, Гоголь внес свою лепту и здесь в критику существующего строя. Для Короленко «Портрет» неприемлем потому, что Гоголь здесь полностью отрицает всякий «мятеж». Статья Короленко написана в 1912 году, за несколько лет до русского Великого Мятежа. Ну, а когда Русский Великий Мятеж показал свое лицо Короленко, как к нему отнесся великий гуманист? – он осудил его за те эксцессы, которыми неизбежно сопровождается всякий великий мятеж. Поэтому отнюдь не жестокие Пушкин и Жуковский в борьбе мятежа с властью целиком становились на сторону власти. «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный» (Пушкин).
и спрятала свой нож
благим советом пушки
увещанная чернь…
(Жуковский).
Короленко, как и многие другие прекраснодушные люди, думал, что революцию можно творить только чистыми руками.
Но ведь кроме отношения к мятежу, прекрасно изложенные Короленко, мысли Гоголя заключают в себе интереснейшие суждения о значении искусства, мимо которых Короленко прошел, не останавливаясь, так как его интересовала преимущественно политическая сторона идеологии Гоголя.
Мне непонятно, почему Короленко считает, что второй вариант ниже первоначальной редакции в художественном отношении. В первой редакции ростовщик прямо именуется антихристом, который «частично прорывается в мир» согласно совсем нелепой философии (Гоголь, стр. 281): «Слушай, сын мой: уже давно хочет народиться антихрист, но не может, потому что должен народиться сверхъестественным образом; а в мире нашем все устроено Всемогущим так, что все совершается в естественном порядке, и потому ему никакие силы, сын мой, не помогут прорваться в мир. Но земля наша – прах перед Создателем. Она, по его законам, должна разрушаться, и с каждым днем законы природы будут становиться слабее, и оттого границы, удерживающие сверхъестественное, преступнее». Инок во сне от Пресвятой Девы «узнал, что в награду моих трудов и молитв сверхъестественное существование этого демона в портрете не будет вечно, что если кто торжественно объявит его историю по истечении пятидесяти лет в первое новолуние, то сила его погаснет и рассеется, как прах, и что я могу тебе передать это перед своей смертью». Во исполнение этого пророчества по оглашению истории портрета сыном художника портрет на аукционе превратился в незначащий пейзаж. В окончательной редакции никакого упоминания об антихристе и указанной выше мифологии нет, просто портрет своим присутствием вызывает моральное разложение обладателей его, а исчезновение его просто объясняется кражей.
Мне лично второй вариант больше нравится и, думаю, что первый должен быть отвергнут не только потому, что он противоречит «современной идеологии», но потому, что он всякой идеологии противоречит. Что это за странные законы природы, которые, с одной стороны, установлены Создателем, а с другой стороны, по его же законам, должны ослабевать по мере разрушения земли. Антихрист должен придти в мир перед концом мира, и его пришествие, очевидно, не может отменить сам Всемогущий Бог. Но если частичное его пришествие можно отсрочить, то значит, борьба с ним возможна, а если возможна борьба, то возможна и победа. Если же победа невозможна, если он обязательно должен придти в мир перед концом мира и окончательным торжеством добра, то, значит, его временное тяжелое царствование это как бы мучительная операция для освобождения от тяжелой болезни. Но всякий мужественный человек не станет трусливо отсрочивать время операции. Если антихрист необходим и неизбежен в эволюции мира, пусть он скорее приходит. Вся эта фантасмагория в окончательном варианте исчезла: осталась идея об активном идейном зле, с которым нужно активно бороться; в ней нет ничего принципиально нелепого.
Теперь перейду к общим замечаниям относительно всех этих высказываний.
а) Конечно, нет никакой принципиальной разницы между первым и окончательным вариантами: идейность та же самая и, с моей точки зрения, окончательный вариант в общем выше первоначального (если не считать такую мелочь, что в первом варианте Чартков покупает портрет за 50 рублей, а в окончательном – за неправдоподобную цифру – это с рамой-то, за 20 копеек!).
б) То, что Гоголь считает, что он его полностью переделал, сводится к тому, что чисто сверхъестественный элемент и фантастическая мифология полностью выкинуты; в этом, очевидно, сказалось влияние критика Белинского: все фантастическое имеет естественное объяснение (сны, покража и т. д.).
в) Критика Белинского сама не выдерживает критики; с одной стороны, он говорит, что во второй, отвергаемой им части, фантазия не принимала никакого участия, с другой стороны, что весь «Портрет» фантастичен и что фантастическое как-то не совсем дается Гоголю. Но ведь тот же Белинский с восторгом отзывался о фантастических произведениях первого периода творчества Гоголя, как, например, «Ночь перед Рождеством», «Страшная месть» – ведь последняя насквозь построена на фантастике. Конечно, Гоголь – мастер фантастических произведений. Возражение Белинского основано на том реальном отличии, которое имеется между фантастикой «Страшной мести» и «Портрета»: в первом случае это фольклор, сказка, за реальность никем не принимаемая (как скатерть-самобранка у Некрасова в «Кому на Руси жить хорошо», как машина времени у Уэллса и Маяковского и проч.), а в «Портрете» фантастическое претендует быть вполне реальным и этим скрывает чуждую Белинскому идеологию. Постараемся разобрать эту чуждую Белинскому, Короленко (я уж не говорю о современных «литературоведах» типа Степанова – эти вообще исповедуют ту идеологию, за которую хорошо платят) идеологию искусства.
5. Значение искусства по «Портрету». Постараемся выделить конструктивные черты понимания искусства по Гоголю и выяснить, являются ли эти черты сплошным заблуждением гениального художника, или многое в них имеется ценного, непреходящего. Прекрасно заканчивает свою статью Короленко, указывая на слова Гоголя в письме Жуковскому, что память его (Гоголя) будет счастливее его самого и что потомки современников со слезами умиления произнесут примирение его тени. Короленко пишет: «О „примирении“ давно уже нет речи… Горечь, вызванная идеями „Переписки“, очень живая в первые годы, давно стихла, а скорбный образ поэта, в самой душе которого происходила гибельная борьба старой и новой России, стоит во всем своем
