Книга Грань Земли - Адам Тюдор

Азалия, ты облегчаешь жизнь, смягчаешь боль нашего существования, но во всём нужна мера, иначе любая эмоция станет ядом, как это случилось с Гомизидом и Ранзором. Вот что я вижу. Так помоги же мне остановить эту травлю. Я верю, ты больше чем просто ненависть, и ты не просто страх и отчаяние. Это твои тёмные стороны, но ведь в каждом есть что-то светлое.

Азалия улыбнулась.

— Никогда бы не подумала, что человеческий рот может произносить столь приятные для моего слуха речи. Продолжай!

— Мой брат ждёт меня, и я не подведу его. Вместе мы заставим Гомизида испытать всю боль человеческого бытия. Разбудим в нём человека, и он подавит Ранзора, словно обычную вспышку гнева. Усилием воли сотрёт его в порошок.

— А всё так хорошо начиналось… — Азалия взгрустнула. — Боюсь, что это не сработает. Это по-настоящему глупо. Смело, но глупо. И всё же я соглашусь. Уж очень хочется надрать ублюдку зад. Вообщем, я с тобой, тебе нужно лишь воскресить меня.

Макс раскрыл рот.

— Прости, что ты сказала? Воскресить?

— А ты разве не знал об этой формальности? Думаешь, я сидела бы здесь, если бы могла просто уйти? Я-то думала ты умный парень.

— А, ну в принципе это логично, да. — Закивал Макс. — Но мне бы подсказку!

Азалия вздохнула.

— Предупреждаю сразу. Будет слегка щекотно. Но это всё от того, милый, что ты хоть сейчас и метафизичен, но явился сюда из мира материального. А значит, твои память и чувства будут диктовать тебе не то, что ты бы испытал, родившись в по-настоящему духовной среде, но не беспокойся, фантомы тебя не обидят.

— Ты о чём?!

Азалия прижалась к Максу и приставила указательный пальцев к трещине в его душе и сердце, и стала давить. Макс оцепенел.

— Прости за эту неловкость, но ты ведь попал сюда из-за неё, а значит только через трещину и можно выйти, раскрой же её, и я сделаю всё сама.

Макс закрыл глаза, успокоил дыхание, хотя его тут попросту не могло быть и повиновался, усилием воли расширив брешь. Азалия сунула в неё сначала палец, а затем и всю руку, как вдруг Макс почувствовал власть её жадных губ на своих губах, как они пожирали его, смягчая напряжение единства столь отличных сущностей.

Макса затрясло, ткань его духа покрылась порезами, начала рваться. Макс открыл глаза, чтобы увидеть всё как есть, и всё оказалось до жуткой странности взаправду.

Азалия обнимала и целовала его, и оба они перестали быть собой, пульсировали, дребезжали и становились расплывчатой тёмной неоновой массой.

Макс успел взглянуть на своё сердце, как оно обратилось вспышкой света внутри тьмы. То была брешь. Она единственная осталась зиять посреди беспроглядной тьмы, которую и засосала в себя.

Глава 24

Искусственная ночь ныне царила на улицах Бугульмы. Она скрыла людей, заволокла небеса и землю своей кромешной беспроглядной темнотой. Изгнала свет и воцарилась в каждом закоулке, доме и щели.

Всё в городе дышало ею, хотя назвать дыханием удушье язык не повернётся. Здесь оно было живое и мёртвое одновременно. Улицы и здания утратили свой дух и облик, утонув во тьме, и только их расплывчатые очертания напоминали о былом.

Всё в этом городе слилось с глубинной мировой тенью и застыло в жутком мгновении, точно послушный лакей в ожидании приказа.

Лёжа на спине, Макс открыл глаза. Рядом, скрестив под собой ноги, сидел Дамир и разглядывал его.

— Как ты? — Спросил Дамир.

— Живой, вроде. — Ответил Макс.

И брат помог ему расположиться поудобнее. Макс стал осматривать себя.

— А что с твоим лицом? — Спросил Дамир.

И Макс погладил вздувшиеся на лице бугорки вен.

— Это новый друг. Теперь нас целых трое против всего города. — Макс завертел головой.

Всюду была лишь тьма и неясные очертания.

— Кстати о городе, где мы вообще находимся? Не узнаю эти места.

— Я тоже. — Ответил Дамир. — Думаю, мы где-то в восточной части недалеко от центра. Когда всё потемнело, здесь стало трудно ориентироваться. Что будем делать дальше?

— Отправимся на свидание к Ранзору, он ведь ждёт нас. — Сказал Макс и поднялся, глядя на дорогу, что открылась пред ними во тьме.

Единственная не залитая чернотой, она будто находилась между ночью и днём погруженная в сумрак. И братья двинулись в путь.

И этот путь был тропой ужаса, каким бывает путь к прекрасному, которое всегда лежит по ту сторону боязни и отчаяния.

Бугульма предстала безликой тенью с её неуловимыми чертами, тонкостями и деталями архитектуры. Здесь всё стало едино. Всё слилось в один чёрный организм, который словно содрал шкуру с убитого и напялил на себя. Все эти закоулки, здания и улицы, люди и деревья застыли в гнетущем ожидании, в мнимом покое, как застывает хищник перед броском на жертву.

И каждый шаг в таком месте бередит старые раны. Ты идёшь по этому ночному беспросветному городу и боишься увидеть на опустевших улицах, изуродованных парках или в чёрных окнах знакомое лицо. Но то будут лишь призраки и фантомы, пробуждённые твоими шагами, шагами жизни, в которой ещё осталась горячая свежая кровь.

Макс и Дамир остановились у моста и лестницей спустились к водоёму, где воду заменила гладь, смолистая и с тёмным блеском. В воздухе клубились чёрные пары, затуманивая округу и как бы связывая небеса и землю. Создавалась какая-то личная донельзя интимная обстановка.

Макс и Дамир ступили на гладь, и тут же вокруг водоёма всё обросло толстым слоем полужидкой черноты, превратив это место в последний ринг. Тьма вздрогнула, а по глади стали расходиться круги. Это разносился тяжёлый, зловещий хохот, под копирку слизанный с фильмов девяностых годов.

— Совсем скоро конец и начало вольются в этот мир единым потоком, а вместе с ним эволюция, просвещение и свобода. Истинное счастье откроется каждому!

— Хватит молоть чушь! Покажись! Чтоб мы знали в какую сторону аплодировать. — Закричал Дамир. — Где наши родители? Ты обещал их вернуть!

Последовавшее молчание было тяжелее любого ответа.

— Ты просто лжец! — Зло прошептал Макс.

— Избранный желает увидеть мамочку и папочку, как это мило! — Произнесла чернота, и витающие в воздухе пары вдруг загудели и завибрировали.

Дамира и Макса парализовало, а пространство разорвалось хохотом.

Макса охватила дрожь. Он ощутил, как в нём оживают тёмные бугорки вен. Ненависть окатила мозг и сердце, ослепила сознание и освободила из оков. Макс рывком бросился к высоким, чёрным, извивающимся стенам этого ринга. Окунул руки во мрак, схватил нечто и вышвырнул на гладь.

Посмеиваясь, Ранзор начал подниматься, но Макс, окутанный тьмой,