Книга Путешествие в Сибирь 1845—1849 - Матиас Александр Кастрен

class="p1">Само собой разумеется, что буряты, которые так заботятся о своих жилищах, не пренебрегают и одеждой. В будни и богатый, и бедный довольствуются козьим или бараньим тулупом, но в торжественных случаях едва ли на ком увидишь такой черный соболь и такую богатую шелковую материю, как на грубом буряте. В женском наряде в особенности поражает множество разноцветных камней, жемчуга, золотых и серебряных украшений, которые не только покрывают шею и руки, но и висят во множестве везде, где только можно прицепить их, и затем весьма широкое, доходящее до пят платье из шелковой или другой какой дорогой китайской материи. Платье это не опоясывается и не зашнуровывается, а застегивается спереди. Иногда, особенно при верховой езде, на это платье надевается плотно обхватывающий шпензер без рукавов. На голове и мужчины, и женщины носят острую шелковую шапку с собольей опушкой и с красным шелковым кружком на макушке. На пальцах блестят золотые и серебряные кольца, на поясе висят длинные ножи в блестящих ножнах, но китайская медная трубка — пес plus ultra убранства.

Так и у бурят: богатый окружает себя блеском и великолепием, тогда как бедный влачит бремя жизни в трудах и заботах со слезами и воздыханиями. Бедный бурят живет обыкновенно в дымной дырявой войлочной юрте, плохо защищающей его от зимних непогод. В этой юрте движимое имущество его составляют несколько черных деревянных сундуков, горшков, кадок, берестяных плетушек, ветхих войлоков и т.п. Но и у самого бедного почти всегда есть несколько коров и овец, потому что без них ему нечего было бы есть, не во что одеться, и ему пришлось бы идти в ненавистное для него батрачество. Точно так же и верховая лошадь считается важным домашним животным, но без нее все-таки можно обойтись; в случае неимения ее бурят или ходит пешком, или садится на вола, на долгоногого верблюда. Что же касается до одежды, то бедный бурят ограничивается и зимой и летом, и в жар и в холод, и в дождь и в ясную погоду одним овчинным тулупом. Если жар слишком уже сильно печет, бурят, как и татарин, снимает тулуп и предает голое тело свое в жертву комарам, мухам, оводам и осам.

Достойно замечания, что пища и приготовление ее как у богатых, так и бедных бурят почти совершенно одинаковы.

Главную их пищу составляет монгольский (кирпичный) чай. вскипяченный на молоке и приправленный маслом. Это блюдо получило право гражданства и у живущих здесь русских; они говорят, что его питательная сила исцеляет болезни легких. После чая у бурят молоко занимает первое место. Затем идут сыр, масло и летом айран, или молочная водка. Хотя многие буряты занимаются хлебопашеством, но редко едят хлеб, даже мясо не составляет ежедневного блюда, а рыба — почти никогда. Словом, чай — единственное круглый год ежедневное кушанье, и это равно как у бедных, так и у богатых.

Этим чаем потчевали и меня в каждом улусе, покуда я не добрался до большой дороги. По ней не было улусов, везде только голая степь, сосновые кустарники да ряды песчаных холмов. По счастью, она была не слишком длинна, и через несколько станций я приехал в знаменитый торговый городок Кяхту на китайской границе.

Кяхтой собственно называется маленькая речка, впадающая в Селенгу, но этим именем называют обыкновенно и русский город Троицкосавск с его предместьями: Торговой Слободой и Усть-Кяхтою и с китайским торговым местечком Майма-чином. Все эти местечки сами по себе незначительны, но для русской торговли они имеют огромную важность. На всей сибирской границе Кяхта — единственная точка, на которой сходятся для торговли Россия и Китай. И торг идет здесь в колоссальных размерах, потому что в Кяхте Россия получает все свои чаи, а сама сбывает в Китай свои сукна и меха ежегодно на сумму до пятидесяти миллионов ассигнациями. Китайцы жалуются на высокую цену русских сукон и грозят ограничиться торговлей с англичанами, но кажется, что для северных областей Китая и Монголии торговля с Россией все-таки выгоднее.

Но предоставим это обсуждению статистиков и съездим лучше из Троицкосавска в китайский торговый городок. Проехав с версту, мы перед таможенной заставой торговой слободы. Шлагбаум опущен, и несколько русских чиновников принимаются суетливо осматривать наш экипаж и пропуска. Засим шлагбаум поднялся, и дрожки наши быстро пронеслись через торговую слободу к воротам китайского города. Здесь нет никаких караульных, и паспорта никто не спрашивает, но кучер все-таки остановился перед воротами, потому что по улицам Маймачина в обычае ходить пешком.

Ворота, ведущие в Небесный город, весьма узки, но зато весьма высоки, кроме того, что и сам свод довольно уже высок, с середины его поднимается еще высокая башня с колоссальными изваяниями святых по бокам. В городе, имеющем форму четырехугольника, таких ворот восемь, по два на каждой стороне. Сверх того, и каждая часть города соединяется с другой такими воротами, которые вечером всегда запираются, а утром снова отворяются. Эти ворота и деревянные заботы, обнимающие город со всех четырех сторон, придают ему вид крепости или тюрьмы.

Внутри города взор наш останавливается с удовольствием на прямых и чистых, хотя и слишком уже узких улицах. По обеим сторонам улицы тянутся строения, составляющие почти одну сплошную стену, прерываемую только воротами. Почти все строения, выходящие на улицу, — или амбары, или магазины, и они не выше двух сажен, обмазаны снаружи глиной, а вместо рам в окнах только железные решетки, что на европейца производит довольно неприятное впечатление. С первого взгляда видно, что китаец не любит улиц, и в Маймачине они совершенно безлюдны. Только по множеству лошадей и верблюдов, стоящих и вне города, и на улицах почти у каждых ворот, можно догадаться, что тут происходит обширная и деятельная торговля.

Но всего более на улицах Маймачина обращают на себя внимание любопытного путешественника великолепные галереи: высокие своды их покоятся на прекрасных столбах и сверху украшены множеством глиняных изображений, выкрашенных черной краской и представляющих, вероятно, китайских святых. Кроме того, под сводами находится целое собрание рисованных и вырезанных из дерева изображений, кои дают весьма выгодное понятие об искусстве китайцев. Наконец, на своде каждых ворот одна или несколько тщательно выведенных надписей; из них одни — простые обозначения владельцев, другие — изречения, избранные хозяевами домов, как, например, «спокойствие и согласие», «строжайшая честность», «честность — лучший источник богатства», «процветать наследственными добродетелями», «постоянный барыш от счастливых предприятий», «постоянная улыбка счастья». Через ворота вступаешь на двор, который, если судить по Маймачину, великолепнейшее китайского города. У китайцев дверь отнюдь не