Книга Дочь маркиза - Александр Дюма

— Вот моя рука, — сказал Жак, сердечно пожимая ему руку. — А теперь покажите мне самый короткий путь в замок.

Жозеф пошел вперед и по тропинке, которую Жак никогда не видел, вывел его на опушку леса.

— Смотрите, — сказал он, — видите эти флюгера?

— Да.

— Это флюгера на замке Шазле. Бедный маркиз, он так дорожил своими флюгерами! Какая глупость! Теперь он на шесть футов под землей! Он даже не слышит, как они скрипят, эти флюгера.

И Жозеф с глубокомысленным видом пожал плечами.

XIII. ЗАМОК ШАЗЛЕ

Доктор медленно поехал на лошади по тропинке, которую показал ему Жозеф. Ему и вправду оставалось около четверти льё до замка, а до мощенной щебнем дороги в замок было всего триста или четыреста шагов.

Сторожил замок известный нам Жан Мюнье, бывший полицейский комиссар, а ныне управляющий имением.

Когда Еве было возвращено ее имущество, она спросила у Жана Мюнье, что ему больше по душе: спокойное место с жалованьем шесть или семь тысяч франков в год или должность в Париже, которую он может в любой момент потерять. Он выбрал место управляющего имением и услышав теперь весть о том, что замок со всеми землями будет продан, очень огорчился.

Он с тревогой глядел, как к замку приближается Жак Мере, которого он принял за покупателя.

Первые вопросы Жака, который попросил показать ему все помещения в замке, не могли его успокоить, и он постарался расположить к себе незнакомца.

Он спросил Жака, не собирается ли мадемуазель де Шазле продать замок.

— Я не думаю, что она его продаст, но, возможно, у него появится новое предназначение: если мадемуазель де Шазле, как вы говорите, обещала позаботиться о вашем будущем, я напомню ей об этом. Скажите мне, как вас зовут, и вы не пожалеете, что судьба свела вас со мной.

— Меня зовут Жан Мюнье, сударь.

Услышав имя полицейского комиссара, который увел Еву от подножия эшафота, Жак пристально посмотрел на него.

— Жан Мюнье, — повторил он. — Действительно, мадемуазель де Шазле многим вам обязана; если вы и не спасли ей жизнь в буквальном смысле слова, вы помогли ей сохранить ее в ужасных условиях.

— Вы это знаете, сударь?

— Да… и, быть может, вы слышали от нее мое имя. Жан Мюнье посмотрел на незнакомца с любопытством.

— Меня зовут Жак Мере, — сказал доктор, устремляя свой проницательный взгляд на управляющего.

Жан Мюнье подскочил на месте, всплеснув руками; потом с радостью, в искренности которой невозможно было усомниться, воскликнул:

— Ах, сударь, так она вас нашла?

— Да, — холодно ответил Жак.

— Ах, как она, должно быть, счастлива, милая барышня! — воскликнул бывший полицейский комиссар. — Слышал ли я ваше имя? Слышал, и еще сколько раз] Она всякий миг со слезами призывала вас. Знаете ли вы, где я ее встретил, сударь? — продолжал славный малый, хватая доктора за руку. — Я встретил ее у подножия эшафота: она хотела умереть, потому что думала, что вас нет в живых. Она чудом уцелела. Тридцать голов упали с плеч у нее на глазах! По счастью, папаша Сансон умел считать и ничего не хотел слушать, ведь она настаивала. Слава Богу, она не умерла, она жива, она богата, вы на ней женитесь, ведь правда?

Жак побледнел как смерть.

— Покажите мне замок, — сказал он.

Жан Мюнье взял ключи и, сняв шляпу, проводил Жака Мере по парадной лестнице.

Прежде Жак видел замок Шазле только снаружи. При жизни маркиза он отказывался переступать его порог, хотя за ним три или четыре раза посылали: то нездоровилось хозяевам замка, то заболевал кто-то из слуг.

Это был замок — мы, кажется, уже говорили об этом — шестнадцатого века, с полуразрушенными башнями, крепостным валом и подъемными мостами. У него были толстые стены, как у всех сооружений тех воинственных времен, и в случае нужды в нем можно было выдержать осаду.

Как во всех замках того времени, при входе было огромное караульное помещение, размерами с целый современный дом; оттуда можно было пройти в гостиные, спальни, кабинеты, будуары, расположенные вдоль стен; три фасада насчитывали восемьдесят окон. Из окон открывался великолепный вид на окрестности. Одна из этих комнат, вероятно, когда-то спальня, теперь была совершенно пуста; в ней висел лишь большой портрет женщины, похожей на Еву.

Это была та самая комната, где случился пожар и сгорела мать Евы. Об этом портрете Ева упоминала в рукописи: в тяжелые дни она вставала перед ним на колени и молилась. Дальше шла анфилада комнат, обставленных роскошной мебелью.

Именно там, в этих комнатах, в этих кабинетах, в этих будуарах Жак увидел картины, о которых ему говорила Ева: полотно Рафаэля, изображающее святую Женевьеву с веретеном в руках — она сидела между бараном и псом, сторожащим стадо; здесь висели картины Клода Лоррена, Хоббемы, Рёйсдала, Мириса и прекрасное полотно Леонардо да Винчи; наконец, он нашел тут целую сокровищницу итальянских и фламандских мастеров.

Он составил список всех этих картин, отдал его Жану Мюнье и приказал упаковать их в ящики. Потом Жак осмотрел миниатюры работы Петито, Латура, Изабе и г-жи Лебрен, стоявшие на каминах, три или четыре картины Грёза, восхитительные полотна, украшавшие будуары, статуэтки саксонского фарфора, которыми уставлены камины старых замков на берегу Рейна. Одни только эти безделушки — первая потребность роскоши — стоили целое состояние. Они также были аккуратно переписаны Жаком, после чего последовал приказ сложить их в комоды работы Буля и секретеры розового дерева, которых было бесчисленное множество в покоях замка.

Жирандоли, венецианские зеркала, люстры с тысячами хрустальных подвесок, подсвечники, причудливые, как мечты Помпадур или Дюбарри; наддверия работы Буше, Ватто, Ванлоо, Жозефа Берне, коллекция лиможских эмалей — на все эти сокровища Ева не обратила внимания либо потому, что не знала им цены, либо потому, что грустила, и ей было не до того.

Весь третий этаж был уставлен всевозможной мебелью эпохи Людовика XVI; в то время она еще не поднялась в цене, но сегодня коллекционеру не хватило бы никаких денег, чтобы купить ее.

Понадобился бы не то что день, но целый месяц, чтобы обойти все покои замка и оценить все хранящиеся в них сокровища. Чего там только не было: чудесные аррасские ковры, ковры из Бове, целые комнаты, обитые китайским шелком, с китайской мебелью, китайскими безделушками и китайским фарфором; три поколения богатых хозяев и обладающих тонким вкусом хозяек любовно собирали произведения искусства, чтобы наполнить этот гигантский гранитный ларец.

Как все эмигранты, маркиз де Шазле думал, что его отсутствие продлится четыре-пять месяцев, и приказал положить самые ценные предметы в футляры и накрыть чехлами; секвестр сохранил все в неприкосновенности. В замке Шазле было столько мебели, что хватило бы на четыре современных дома и два замка.