Книга Граница надежд - Николай Павлов

Машина остановилась внезапно, и генерал услышал голос водителя:

— Прибыли!

Ему хотелось хоть немного отдохнуть после утомительного путешествия. Он увидел свой дом. У него была привычка — после отъезда из города возвращаться прежде всего к себе домой, пусть хоть ненадолго. Домашний уют помогал ему преодолеть усталость.

Возбуждение, возникшее из-за событий вчерашнего дня и длительного путешествия, утихало, но в душе оставался горький осадок. Он испытывал необходимость перекинуться хотя бы двумя словами с Сильвой, чтобы убедиться, что он на своей земле...

Его дочь никогда не сердилась, если он будил ее в самое неподходящее время. Всегда поднималась, становилась на колени в постели и ждала, когда он усядется на краешек кровати, снимет фуражку и спросит:

— Я, кажется, тебя разбудил?

...Он остановился перед дверью и вставил ключ в замок. Снова, в который уже раз, прочел табличку на двери:

«Доктор СИЛЬВА ГРАМЕНОВА

ВЕЛИКО ГРАМЕНОВ».

Доктор... Он хотел, чтобы дочь стала журналисткой, у нее были к этому способности, но Сильва преподнесла ему сюрприз. Решила стать хирургом и стала одной из тех редких женщин, которые работают со скальпелем и иглой в руке. Однажды он ее спросил:

— Неужели ты не испытываешь страха, когда люди умирают в твоих руках?

— Я стараюсь, чтобы они не умирали, папочка, — последовал ответ. — Когда я что-нибудь делаю, то люблю, чтобы мне все было ясно, не желаю гадать на кофейной гуще.

Он не смог противопоставить ей серьезные аргументы. Только подумал: «Если бы она была мужчиной...» Он позволил дочери заниматься тем, к чему тянулось ее сердце. Так было в их доме и тогда, когда еще была жива Жасмина. Каждый занимался тем, что его увлекало. И все к этому относились с должным уважением. А их любовь становилась еще более сильной, еще более надежной.

Он открыл дверь, в ноздри ему ударил запах пролитого коньяка. На полу валялись окурки из опрокинутой на пол пепельницы.

«Свидетельство безумного пира», — попытался иронизировать Граменов. Он был в немалой степени озадачен. Никогда он не заставал свой дом в таком виде. Он слышал от своих друзей, что Сильва стала вести себя не так, как прежде, но у него все не хватало времени поговорить с ней, чтобы докопаться до истины.

Его взгляд остановился на портрете Жасмины. Как всегда, она смотрела на него с неизменной преданностью. Милая улыбка не сходила с ее лица.

Сквозняком раскачало раскрытые створки окон, они с грохотом стукнулись одна о другую, и к ногам Велико посыпались осколки стекла. Телефонная трубка задрожала в его руке. Он набрал номер и подождал. Он даже не знал, зачем ищет дочь, о чем будет разговаривать с ней. Было ли что-нибудь такое, что требовало разъяснений? Возможно, это была лишь тревога о ней...

В трубке послышался голое Сильвы:

— Алло, я слушаю вас... — Она явно была чем-то возбуждена.

— Я вернулся, — сказал Граменов и стал искать носовой платок, чтобы вытереть внезапно выступивший на лице пот.

— А, папочка, это ты?

— Я звоню из дома. Ты ничего не хочешь сказать мне? — холодно спросил генерал.

Она ему не ответила.

— И в следующую ночь я не вернусь, — продолжал он. — Если сочтешь, что у тебя есть ко мне дело, позвони. Я буду в штабе. — Он хотел уже прекратить разговор, но услышал ее голос:

— Не суди меня строго!.. На столе для тебя есть записка. — И из трубки послышались лишь отрывистые сигналы отбоя.

Граменов взял бумажку со стола. Смотрел на нее и почти ничего не видел. Думал о Сильве, о вине перед ней, своим единственным ребенком. Когда ей исполнилось восемнадцать лет, однажды вечером она его спросила:

— Что ты больше всего любил в маме?

— Все! — ответил он.

— Почему ты не женишься снова?

— Потому что она была частицей меня самого, — проговорил он медленно и сам удивился тому, какой простой оказалась истина. Прошло десять лет, и дочь заявляет сему: «Не суди меня строго!..» Он ли должен ее судить или она его? А если уже поздно?

Он снова прочитал записку и только теперь понял: что-то случилось. Чья-то молодая жизнь закончилась трагично, а он... Телефонная трубка все еще попискивала в его руке. Он набрал другой номер.

— Я разбудил тебя?

— Ты же знаешь, у меня заячий сон, — ответил начальник штаба дивизии полковник Дамянов.

— Жду тебя в кабинете, — произнес Граменов и поспешил покинуть дом. Все там его угнетало.

На улице было безлюдно. Не хотелось ни о чем думать. Он медленно шел, и ориентиром ему служили уличные фонари. Даже не заметил, как добрался до ограды штаба, как вошел в свой кабинет. Сел на стул и попытался сосредоточиться.

Теперь он почувствовал себя совсем одиноким. Он всегда верил, что исполнил свой долг перед Жасминой, оставшись с Сильвой. Он был уверен, что с тех пор, как он принял в один из подчиненных ему полков Огняна Сариева, сына Драгана, отпадут и последние сомнения в том, будто он изменил своим боевым друзьям. Но в эту ночь все рухнуло. Оказалось, что Сильва несчастлива. А по вине Огняна во время учений погиб человек...

Дверь с шумом распахнулась, и в кабинет ворвался полковник Дамянов.

...В ту ночь и Павел почти не спал. После такого напряженного и изнурительного дня его встретил душный воздух просторной безлюдной квартиры. Недавно он попытался уговорить Венету усыновить одного из детей ее брата Огняна, но та не пожелала даже вести разговор на эту тему.

— Ты виноват в том, что я потеряла своего ребенка п утратила способность иметь другого. Прошу тебя, не напоминай мне об этом. Мы можем воспитать обоих детей Огняна, но они нам чужие. Это правда, что мать их бросила... Если ты хочешь иметь детей, уходи на пенсию и поступай завхозом в детский дом! — Она была злее, чем когда-либо.

Павел не допускал и мысли, что Венета может его ненавидеть, но чувствовал, что остыл тот порыв в их душах, который когда-то заставил ее ради него совершить акт самосожжения, а его, как сумасшедшего, носиться по всему городу при одной мысли, что она