Книга Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года - Борис Иванович Колоницкий

красным полотнищем появились два небольших национальных флага, и только потом все они были заменены одним большим грузинским флагом[893].

С красным флагом воевали против Красной Армии рабочие Ижевского завода, желавшие свержения власти большевиков, а также войска Комитета членов Учредительного собрания. Красный стяг использовали и многие участники антибольшевистских восстаний. Красные сражались против красных, символическая битва за право обладания красным стягом продолжалась. Так, во время Кронштадтского мятежа красные флаги продолжали реять над броненосцами, бросившими вызов власти большевиков. Мятежники считали себя истинными защитниками красного флага, подлинными знаменосцами: «Мы, кронштадтцы… сбросили проклятое иго коммунистов и подняли красное знамя Третьей революции трудящихся». Листовка же антикоммунистической «Петроградской рабочей организации», выпущенная в апреле 1921 г., гласила: «Не во имя контрреволюции, не против народа восстал Кронштадт, а для того, чтобы вырвать славное красное знамя из рук той партии, которая своей деятельностью забрызгала его грязью и кровью народа, неслыханными преступлениями и обманом»[894].

Буквально те же образы узурпирования и осквернения, загрязнения, профанации священного символа революции использовал, уже в мае 1918 г. философ Г.П. Федотов: «Мы целый год с невыразимой болью созерцали, как влачится в грязи красное знамя, как во имя братства и справедливости бушуют ненависть, алчность и вожделение. <…> Именем социализма трудящиеся массы отравлены ядом подлинно буржуазной, мещанской жадности»[895].

Однако в ходе Гражданской войны красный флаг, символ Февральской революции, по сути игравший роль государственного флага еще до Октября, постепенно начинает восприниматься именно как символ красных, сторонников большевиков, монополизировавших со временем этот символ революции. Фактически это присвоение символа революции признавали белые — неприятие ими красного цвета дошло до того, что их организация «Красный Крест» была преобразована в «Белый Крест», символом которого стал белый крест на синем фоне[896].

В первые месяцы после Февральской революции были созданы и новые символы, впоследствии использованные большевиками. Такова, например, история эмблемы «серп и молот». Сегодня она воспринимается как главный коммунистический символ, но в 1917 г. эту эмблему могли считать своей и социалисты, противостоявшие большевикам. Как показал своими исследованиями П.К. Корнаков, впервые этот знак появился уже в марте 1917 г. на воинском знамени, композиция состояла из молота, меча и серпа. Через несколько недель, 1 мая эмблема появляется во время праздника на знаменах в «классическом» виде. Автором ее был, по-видимому, Л.В. Руднев, впоследствии известный советский архитектор. В этот день серп и молот украшали Мариинский дворец (можно предположить, что члены Временного правительства не возражали против того, чтобы такой символ украсил их резиденцию). Затем появляются и другие варианты, включавшие серп, молот и штык (меч), предложенные разными политическим группировками. Справедливым представляется вывод о том, что различные слои общества обладали схожими взглядами на революционную геральдику[897]. Впоследствии эта эмблема стала важнейшим элементом гербов РСФСР и СССР.

Прослеживается и иная связь между геральдическим сознанием 1917 г. и советской символикой. Попытки создания нового герба революционной России предпринимались еще в 1917 г. Эсер Д.О. Хелаев предлагал изобразить на красном знамени Земной шар, обрамленный венком из лавра, где каждый лист обозначал определенную «союзную республику», предвосхищая элементы Государственного герба СССР[898].

«Марсельеза» и «Интернационал»

После Февраля предпринимались попытки создания нового национального гимна России. При Особом совещании по делам искусств, функционирующих при комиссаре Временного правительства над бывшим Министерством двора для рассмотрения вопроса о государственном гимне 6 марта была создана специальная подкомиссия. Чуть позднее, 25 марта, была организована особая «музыкальная комиссия» — для рассмотрения вопроса о создании нового русского гимна. Вероятно, комиссия не проявляла особой активности, так как известно об обращении знаменитого пианиста и дирижера А.И. Зилоти в апреле 1917 г. к комиссару над бывшим Министерством двора Ф.А. Головину с предложением созвать в специальную комиссию музыкантов и литераторов для предварительного рассмотрения проектов гимна, представляемых Временному правительству[899].

Примерно в то же время инициативы создания нового гимна предприняли и иные группы, и уже в первых числах марта 1917 г. представители артистов Мариинского театра обратились к композитору А.К. Глазунову с просьбой срочно сочинить «народный гимн», который предполагалось исполнить 13 марта. В прессе даже появлялись сообщения о том, что композитор написал «гимн свободы», однако он сам вскоре опроверг эти слухи, заявив, что с новым гимном «следует подождать». По мнению Глазунова, музыку для этого следовало выдержать в русском стиле, но в то же время гимн должен быть «доступен для понимания всеми народами мира». Ориентиром для создания музыки русского гимна композитору служили хоры Н.А. Римского-Корсакова, народные песни. Призыв обратиться к народному творчеству нашел отклик в печати, появились предложения сделать гимном страны песню «Эй ухнем» в обработке Глазунова: «Это поистине торжественная, революционная песнь»[900].

«Русская музыкальная газета» опубликовала анкету о новом народном гимне России, желая выявить мнение музыкальной общественности. Редакция предлагала создать временный гимн, действительный до решения вопроса Учредительным собранием. Предлагалось объявить особый конкурс на создание гимна. В число конкурсных условий входили и такие требования: «По содержанию слов гимн должен быть патриотичен и внепартиен… текст гимна должен подходить к какой-либо популярной на Руси мелодии торжественного характера». Редакция полагала, что такой мелодией могли бы стать «древняя русская „Слава“ и хор „Славься“ Глинки». Читатели газеты предлагали и другие варианты: гимн берендеев из оперы Н.А. Римского-Корсакова «Снегурочка», мелодия «Коль славен наш Господь в Сионе» Д.С. Бортнянского. Одновременно звучали призывы создать новый российский гимн, на основе мелодии «Марсельезы» или даже старого гимна. Однако журнал «Музыкальный современник» оценил идею проведения конкурса на создание нового гимна как неудачную. Редакция журнала предлагала взять известный напев, уже созданный народом. Выбор редакции пал на песню «Эй, ухнем» в обработке Глазунова[901].

В 1917 г. предлагались и другие гимны новой России. Например, поэт К.Д. Бальмонт написал на музыку А.Г. Гречанинова гимн «Да здравствует Россия, свободная страна!». Свой вариант российского гимна предложил и Ф.И. Шаляпин, музыка новой песни была частично заимствована им из военной песни гарибальдийцев, стихи же написал сам знаменитый певец. Он исполнил свой гимн «Свободный гражданин» на совещании деятелей литературы и искусства, однако большинство участников этого собрания склонялось к выводу о непригодности песни Шаляпина в качестве нового гимна. Хору же Мариинского театра даже пришлось публично опровергать слухи о существовании планов исполнения «какой-то песенки» совместно с Шаляпиным. Обиженный певец все же пел свой гимн на митинге-концерте Преображенского полка. Выступление вызвало бурю оваций, но вскоре песня была забыта[902].

Споры о новом гимне весьма интересны для реконструкции взглядов части художественной интеллигенции той эпохи. Однако они не имели какого-то политического значения: фактически роль государственного