Книга Ковчег-Питер - Вадим Шамшурин

идет.

Сентябрёв удивленно вскинул брови.

– Ладно. Подожди, я быстро. – Дверь в рубку захлопнулась – посторонним входить внутрь запрещено, и Юрий остался стоять перед дверью.

Не прошло и минуты, как Антон снова вышел.

– У них телефон уже отключен от берега.

– Ясно.

Юрий, выйдя на корпус лодки во время осмотра выдвижных устройств, все же решил позвонить на всякий случай Светлане, предупредить ее о том, что Леонид уходит в море надолго.

Через несколько часов корабль уже находился в море. Исходя из разрозненных слухов и версий, Юрий понял, что главной целью объявленной в базе учебной тревоги была необходимость прикрытия корабля, уходящего на боевую службу, на котором теперь находился и Леонид, чтобы дезориентировать недремлющую разведку вероятного врага.

Положение дел было следующим: корабль вышел в море на три-четыре дня, в течение которых, помимо участия в общем развертывании, надлежало произвести торпедную стрельбу на зачет проверяющих; после этого обеспечить отработку зачетных элементов другого корабля. И, вероятнее всего, дальнейший отпуск будет зависеть от результатов проверки.

Берсенев снова вспомнил о Леониде, которому отпуск теперь не грозил совершенно точно, об их совместных планах, и настроение его немного испортилось.

Позже, вечером, в кают-компании офицеры, естественно, обсуждали имеющиеся перспективы на ближайшее будущее, не особо жалуя в своем разговоре проверяющих офицеров.

Войдя в кают-компанию, Юрий застал беседу в разгаре, но вступать в нее не хотелось. Он молча прошел в дальний угол зоны отдыха и сел в кресло.

– Павлины! – сказал раздраженно Астафьев, имея в виду проверяющих. – Ходят, носы задрав.

– Это ничего, – подхватил Иван Сологуб, командир турбинного отсека, – обидно другое: как показывает практика, такие товарищи, до того как спрыгнуть в штаб, в своих экипажах особой одаренностью в военном деле не блещут – это мягко выражаясь. Зато теперь нас служить учат. – И добавил: – Вот поспорить готов, поменяй меня с ними местами – любого из них засыплю на опросе по знанию устройства корабля и живучести!

– Хорошо хоть Стеклова теперь нет. А то с его воспаленной гордостью и представлением о справедливости проверку мы бы никогда не прошли, – вставил старший лейтенант Стрельцов, инженер дивизиона движения.

Многие офицеры недолюбливали Стрельцова за подхалимство, которое начальство зачастую, напротив, воспринимало на свой счет даже любезно: отец Стрельцова занимал высокую должность в Главном штабе в Москве. Сын же, по сути, просто отбывал необходимый временной стаж на подводной лодке, прекрасно понимая, что надолго он на ней не задержится и в скором времени продолжит свою славную карьеру под боком у отца. По этой же причине он до сих пор не был допущен к дежурству по кораблю и едва ли не демонстративно не проявлял к получению допуска никакого стремления, чем особенно раздражал «старых» офицеров, в том числе и Берсенева, придерживавшихся других взглядов в этих вопросах.

По давно сложившейся традиции, вновь прибывшие офицеры, которые получали допуск к дежурству в течение двух месяцев, всегда пользовались уважением среди сослуживцев. Уложиться в этот срок было совсем непросто: в первую очередь, офицер должен сдать зачеты на допуск к самостоятельному исполнению своих должностных обязанностей. Попутно различные служебные дела и наряды сразу же с головой накрывали молодых офицеров, и среди этого всего нужно было найти время для изучения устройства корабля. И делалось это, как правило, в неслужебное, личное время. Стрельцов же уже второй год ходил в звании старшего лейтенанта, а значит, в сумме – шел четвертый год его службы на лодке.

Остро́та Стрельцова среди офицеров успеха не поимела, зато для Берсенева, отстраненно листавшего подшивку каких-то столетних газет, слух которого из общего говора выхватил упомянутую фамилию Стеклова и последовавшие смешки, мозаика не очень радостного дня сложилась. Он отложил газеты, встал и, подойдя к Стрельцову, глухо спросил:

– Что ты сказал?

Стрельцов растерянно моргал под тяжелым взглядом Берсенева.

– Юра, Юра, ты чего? – подскочил к ним Зенцов, заметив, как навострились матросы-вестовые в предвкушении зрелища. – Успокойся!

Уставившись на Стрельцова, Берсенев произнес:

– Товарищ старший лейтенант, я очень сомневаюсь, что ваш служебный авторитет позволяет вам говорить что-либо о старших офицерах, тем более в их отсутствие. И если вы забыли, напомню: офицеры, не сдавшие зачеты по знанию устройства корабля, могут находиться в кают-компании только для приема пищи, и очередь ваша для этого – номер последняя.

Стрельцов моргал, шумно дыша носом, но не решаясь сказать что-либо в ответ, видимо, воинственный безапелляционный вид Берсенева не внушал ему уверенности.

– Смирно! – послышалось из глубины отсека. Через несколько секунд в кают-компанию вошел командир, а следом за ним проверяющие офицеры.

– Приятного аппетита, – на ходу пожелал командир присутствующим и занял свое место во главе центрального стола. Офицеры тоже расселись на свои места, и кают-компания наполнилась звоном столовых приборов.

Следующим утром, накануне зачетной торпедной стрельбы, командир вошел в рубку гидроакустика. Вахту нес Берсенев.

– Товарищ командир, обстановка: справа 30, по пеленгу 75 – транспорт; слева 27, по пеленгу 18 – рыболовное судно. В остальном гидроакустический горизонт чист, – доложил Юрий.

– Есть, – ответил командир, посмотрев на монитор. – Ну что, Юрий Алексеевич, готов условного врага обнаруживать?

– Конечно, товарищ командир!

– Давай-давай, не подведи. Сам знаешь, здесь каждая секунда дорога. – Помолчал немного, со стороны глядя на Берсенева. – У тебя все нормально?

– В каком смысле?

– Вид у тебя непривычно серьезный что-то. На сослуживцев, говорят, бросаешься…

Юрий коротко взглянул на командира и вновь устремил взгляд в монитор.

– Ну, чего зыркаешь? – усмехнулся командир. – А ты как думал? Я командир – мне положено знать обо всем, что на корабле происходит. И вообще, да будет тебе известно, для слухов даже прочный корпус подводной лодки не преграда, – сказал командир, выходя из рубки.

Задачи, поставленные перед экипажем, были успешно выполнены. Зачет за проведение торпедной стрельбы получен, и через четверо суток корабль вернулся в базу. Еще через два дня, после проведения разбора проверки и утверждения положительной оценки, экипаж продолжил передачу корабля своей смене.

Долгожданный отпуск снова замаячил на горизонте.

3

Уже полтора года Стеклов не посещал свою родину. Много ли, мало ли?.. Но, тем не менее, последний час своего пути он простоял в коридоре вагона, у окна, жадно рассматривая знакомые с детства пейзажи.

Вот вдалеке серебром блеснул пруд – большое водохранилище, созданное еще во времена основания ныне не существующего колхоза. На этом пруду с утра до вечера летними днями он пропадал с друзьями. Вот – с другой стороны города уже виден единственный, невысокий теперь, стертый временем, но когда-то довольно высокий холм, который в детстве они упорно называли «горой», еще ни разу в жизни не видав настоящих гор.

Сергей вдруг