Книга Дом горячих сердец - Оливия Вильденштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он проводит тупыми ногтями по изгибу моей шеи.
— Фэллон, я не знаю, почему ты решила, что я женат на принцессе Глэйса, но я не женат на ней, и никогда не собирался.
Я искоса смотрю на него, мои брови изгибаются.
— Ифа сказала, что ты финализировал детали вашего союза.
— Моего союза с её отцом. Я никогда не собирался делать Алёне предложение. Владимир предположил, что я захочу это сделать, потому что фейри заключают союзы таким образом.
— Но Данте сказал…
— Опять же предположение.
У меня отвисает челюсть.
— Но ты позволил мне в это поверить!
— Только затем, чтобы помочь тебе принять тот факт, что от связи невозможно отказаться ни эмоционально, ни физически.
Моя челюсть отвисает ещё ниже.
Он убирает ещё одну мокрую прядь с моего лица.
— Если только я не превращусь в вечного ворона, боюсь, ты навсегда застряла со мной, mo khrá.
Mo khrá… Я предполагаю, что это значит — мой ворон. И поскольку Лор меня не поправляет, я решаю остановиться на этом переводе.
— Значит, ты не помолвлен и не женат?
— Нет.
Я ощущаю сильные удары его сердца под своей ладонью.
— Ты никогда не был помолвлен?
— Ни минуты.
— Ты задница!
Я ударяю его в плечо, повредив костяшки своих пальцев об это невообразимое количество мышц и костей.
— Не могу поверить, что ты позволил мне так думать.
Он хватает мою руку, подносит к губам и проводит ими туда-сюда по моей коже.
— Не надо ранить эти милые пальчики.
Он кладёт мою руку себе на шею, а затем погружает свою руку под воду, обхватывает моё колено и проходится вверх по моей ноге. А когда доходит до моих ягодиц, он легонько щипает их и хрипло произносит:
— И не называй меня задницей.
— Или что?
Он растопыривает пальцы на моей ягодице и начинает тереть мою кожу.
— Ты меня отшлёпаешь? — говорю я и фыркаю.
Улыбка, которая приподнимает его губы, по-настоящему дьявольская.
О, боги, я попала в точку. И поскольку меня никогда раньше не шлепали, я смотрю на него с раскрытым ртом. С раскрытым ртом и заведённая. Как так вышло, что меня заводят телесные наказания?
Он начинает разминать мою ягодицу с ещё большим усердием, и с моих приоткрытых губ срывается стон. Мне кажется, что Лоркан мог бы начать выдёргивать по очереди мои ресницы, и я нашла бы это приятным.
— Святая Морриган, у тебя в голове такие интересные мысли.
Он удивлённо выдыхает.
— Никто никому не будет выдирать ресницы.
Моё сердце, должно быть, изменило свою консистенцию, потому что оно больше не кажется мне твёрдым. Мне кажется, что оно начинает вытекать меж моих рёбер.
— Значит, ты свободен? — спрашиваю я, сквозь стон.
— Я очень даже несвободен.
Этим он затыкает мои стоны.
— Я не имела в виду твои дела. Я имею в виду, в любовном плане.
— Я тоже имел это в виду. Я несвободен, потому что у меня есть пара, Фэллон.
Из-за капелек воды, которые блестят на его лице, его чёрный макияж начинает стекать вниз.
— Я связан с тобой.
— Магией. А не любовным чувством. Боги, я ведь не могу тебе нравиться. Я так усиленно старалась вести себя с тобой как полная корова.
Его губы вздрагивают.
— И меня впечатлило твоё усердие. Я почти поверил в то, что понадобится настоящий героизм, чтобы завоевать твоё сердце.
— Ты не завоевал моё сердце; только моё внимание.
Он картинно вздыхает.
— Значит, придётся проявить героизм.
Я начинаю улыбаться, как вдруг что-то приходит в движение за его спиной. Это оказывается струйка белого пара, которая напоминает мне о том, что мы находимся в общественном месте.
— Сюда никто не зайдёт.
Он обхватывает мою щёку, чтобы не дать мне повернуть голову.
— Я поставил стражников наверху и приказал никого не впускать.
Я сглатываю. Неужели все знают, что я здесь?
Он обводит мои губы своим большим пальцем.
— Морриган поистине благословила меня.
И хотя он, скорее всего, изменит своё мнение, когда по-настоящему меня узнает, я сохраняю в памяти его признание, которое звучит так, словно он сошёл со страниц одной из маминых книг.
Тем более, что он действительно из другого века. А точнее из других веков.
— Сколько тебе лет?
— Пошёл седьмой.
Семь веков… Он такой же старый как Ксема Росси.
— Выглядишь моложаво для такого старика.
Его лимонные радужки начинают сверкать.
— Если я когда-нибудь стану бессмертной, я тоже перестану стареть, как ты?
Его глаза больше не сверкают, а большой палец перестает ласкать мою нижнюю губу и вместо этого нажимает на неё.
— Ты станешь бессмертной. Даже не сомневайся в этом. И да, как только ты станешь бессмертной, ты навсегда останешься в том возрасте, в котором обретёшь свою магию.
К слову, о бессмертии…
— Я всё ещё на тебя зла за то, что ты не рассказал мне про Мириам.
Он откидывается назад, насколько вообще может откинуться человек, зажатый между камнем и твёрдым — ну, хорошо, мягким — местом.
— Я не рассказал тебе сразу, потому что не был уверен в том, что Данте лжёт. Ведь он принял при мне соль и заявил, что она сбежала.
Он выписывает узоры на моей коже под водой своими пальцами.
— И только когда вороны, которых я послал в Неббу, сообщили оттуда, что высокопоставленные фейри принимают то же самое вещество, что они высыпают в море, чтобы на них не действовала соль, я понял, что Данте солгал мне в лицо.
— Он знает, что ты знаешь?
— Он знает.
Когда я приподнимаю бровь, Лор продолжает:
— Он заблокировал все три входа в туннели в Ракокки, которые удалось подорвать Антони и его команде.
— Значит, Антони застрял в туннелях вместе с моей бабкой и матерью?
— А также с Юстусом Росси и тем несчастным, которого отправил Данте для охраны женщин.
Под землёй. Они все находятся прямо под нами.
— Как нам их вытащить?
— Нам?
Верно. Я же подписала контракт о том, что останусь здесь.
— Тебе.
Он обхватывает мой подбородок пальцами и заставляет меня посмотреть ему в глаза.
— Фэллон, это не наказание.
— Ha fios.
Улыбка, возникшая на его лице, когда я использую язык воронов, напоминает мне солнце, которое появилось из-за горизонта и начало заливать землю своим светом.
— Какой же это подарок, слышать, как ты говоришь на моём языке.
Он проходится носом по моей шее, и, Святой Котёл, мои кости превращаются в тесто.
— Можешь сказать что-нибудь еще?
— Могу.
Я демонстрирую ему. И хотя