Книга Лжепророк - Ричард Кнаак

Тело Ульдиссиана засияло ярче самого яркого золота, и чем больше вбирал он в себя грозящих покончить с Санктуарием сил, тем ослепительней полыхал окружавший его золотой ореол. Окрестные земли источали немыслимую, невероятную магическую мощь, и вся эта мощь хлынула к человеку со всех сторон. Под натиском неудержимых токов энергии в воздух взвились огромные валуны, и вырванные с корнем деревья, и многое, многое прочее.

Однако Ульдиссиан ничего этого не замечал. Сейчас для него существовало только одно – завершение начатого, и видел он лишь нескончаемый поток магии, переполняющей и тело, и душу. Каждый прожитый миг казался последним, так как большего ему наверняка не вместить, но бывший крестьянин держался, терпя тысячу раз по тысяче мук, и каждая – куда хуже всего, что когда-либо выпадало на долю любой живой души от начала времен.

Откуда-то издали донеслись едва различимые голоса, однако уверенный, что все это – предсмертные крики, Ульдиссиан постарался к ним не прислушиваться. Отвлекаться нельзя, нельзя ни за что. Сейчас ему нужно одно: целиком сосредоточиться на деле, на последней надежде, иначе все пойдет прахом.

Ток магии не ослабевал. От боли Ульдиссиан вопил, не смолкая, но каким-то чудом держался, терпел. Распрощавшийся с жизнью заранее, он молился только о том, чтобы гибель его помогла хоть кому-нибудь уцелеть.

Энергия струилась в него подобно бурной реке раскаленной лавы. Под напором ее Ульдиссиан упал на колени, но все еще не сдавался, однако и поток, не зная устали, тек, тек, тек…

Но вдруг…

Но вдруг разом иссяк.

И все? Нет, тут что-то нечисто, иначе и быть не может. Ульдиссиан попытался вобрать в себя еще толику силы… но тщетно.

Сын Диомеда едва не зарыдал от радости – не за себя, разумеется, но оттого, что совершенное чудо сулило надежду всем остальным. Однако дело на том еще не закончилось. Ульдиссиан чувствовал: все, что он вобрал в себя, вновь рвется на волю. Сдерживать силы внутри стоило немалых трудов, и надолго ли его хватит, бывший крестьянин не знал.

Тут-то для него и настал момент истины: тут-то Ульдиссиан и понял, что должен сделать, дабы покончить с угрозой. Решение далось ему легче легкого, так как было не только единственным, но и верным – верным со всех сторон.

Поднявшись на ноги, сияя ярче самого солнца, с виду – куда более, чем простой человек, сын Диомеда обвел взглядом родной мир, заглянул в каждый его уголок. Реки, леса, моря, горы – все это внушало подлинное восхищение. Глядя на множество населявших Санктуарий народов, Ульдиссиан не уставал дивиться их разнообразию… но, что еще поразительнее, во всех до единого таился тот же дар, то же подспудное величие, что и в нем самом.

Одна беда: Ульдиссиан и его последователи познакомились с этой силой слишком, слишком рано. Род людской – и, в частности, сын Диомеда – попросту забежали вперед, поспешили навстречу судьбе, а все из-за Лилит. Не хватило демонессе терпения подождать, пока людей не приведет к тому же самому время, и посему Ульдиссиану не представилось возможности дорасти до собственного дара, как подобает.

Слишком рано пришло в мир подобное Ульдиссиану создание. Слишком уж преждевременно.

– Теперь ты понял…

Говорящего Ульдиссиан узнал сразу.

– Траг’Ул?

– Я пытался дотянуться до твоего разума… но задача оказалась непосильной, – признался дракон. В голосе небожителя чувствовалась нешуточная усталость, однако ходом событий он явно остался доволен. – Я знал, что ты победишь.

– Нет… победу праздновать рано… Я… я ведь еще опасен для Санктуария!

Дракон, очевидно, держался того же мнения.

– Я могу показать, куда все это выпустить, но расплачиваться – тебе.

– Плевать! Показывай!

Траг’Ул так и сделал, и Ульдиссиан в изумлении уставился на открывшуюся картину.

– Так, значит… значит…

– Да.

Вдаваться в подробности дракону не потребовалось.

Ульдиссиан улыбнулся и воздел руки к небу. Все тревоги его развеялись, будто туман поутру.

– И это все, что от меня нужно? Просто пожелать?

– Выбор, как всегда, за тобой.

С этим дракон и ушел. Помощь его человеку больше не требовалась.

Прибегнув к дару, сын Диомеда взглянул напоследок на тех, кто ему ближе, дороже всех прочих – на Мендельна, Ахилия и Серентию. Прежде чем продолжить задуманное, ему предстояла еще пара дел. Отмерив толику сил, которой мог распоряжаться без опаски, Ульдиссиан принялся исправлять, менять к лучшему судьбы друзей и брата.

Покончив с этим, сын Диомеда поднял взгляд… однако вовсе не к небу. Заглянул он гораздо дальше – в то самое место, в то самое время, что открыл для него дракон.

Сдерживаемые внутри, силы ярились, рвались на свободу.

Пожалуй, пора.

Вновь улыбнувшись, Ульдиссиан направил ток силы вовне. Вспыхнувший свет озарил и луга, и джунгли, и весь Санктуарий, однако вреда он никому не чинил – напротив, нес с собою умиротворение. Касаясь всего живого, он исцелял, утешал каждого, кто как-либо пострадал от появления эдиремов и чудом предотвращенного конца света.

Затем Ульдиссиан вновь созвал силы к себе и выплеснул их далеко-далеко, за пределы родного мира, а там его мощь волной хлынула во все стороны разом. Чувствуя нарастающее давление, сын Диомеда понял: последний миг близок. Что ж, он готов… и родной мир к этому приготовил.

Выплеск первозданной энергии встряхнул весь Санктуарий до основания. Ульдиссиан взревел, но вовсе не от боли. Преображение привело его в небывалый восторг. Некогда – простой человек, он стал существом, сущностью, непостижимой даже для ангелов с демонами. На миг он сделался и Санктуарием, и всем, что его окружало. Сейчас рядом с ним показался бы ничтожным сам Траг’Ул… да и любое другое создание схожего калибра.

Вот необходимое и завершено. Вот желанное и достигнуто.

Объяв сознанием родной мир, еще раз оглядев его напоследок, Ульдиссиан уль-Диомед дал силам полную волю и разнесся, рассеялся по всему мирозданию. Его уходу из мира смертных сопутствовала яркая огненно-алая вспышка света, ничуть не пугавшая – напротив, вселившая радость в сердца тех, кто остался внизу…

И навсегда – ведомо о том хоть кому-нибудь, или нет – изменившая мир, называемый Санктуарием.

* * *

Первым неладное заметил Мендельн. Правду сказать, перемена казалась столь очевидной, что он весьма удивился, не услышав вокруг испуганных воплей.

Луга обрели прежний вид. Буро-зеленые травы мягко, лениво колыхались на легком ветру.

Не без опаски «ощупав» окрестности острием костяного клинка, Мендельн не обнаружил в траве ничего угрожающего, зато отыскал нечто иное – причину царившей в лугах тишины. Все до единого эдиремы оказались недвижны, точно каменные изваяния.