Книга Твой враг во тьме - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В голосе его звенели слезы, однако Дмитрий ине думал ослаблять хватку:
– Где? Кого?
– На пароме! В прошлую пятницу! У меня теткаживет недалеко от Курмыша, но это на другой стороне, уже в Чувашии. ДеревняКамышанка, одно слово, что деревня – десяток дворов. Мы там были с Шуркой…скажи, Шурка, были?
– Были, факт, – торопливо подтвердилтаксист.
– Неделю отдыхали. Там же места офигенные,тайга, что в Сибири, голубика, грибы… Потом собрались домой. Тетка с намидоехала до пристани, у них там магазин, прямо на берегу. Стоим, ждем, покапаром подойдет, пока машины с него съедут. Там их было-то всего две-три. ВдругШурка говорит: «Смотри, какая тачка!» Я вижу – черный зверь такой несется,класс! Тетку спрашиваю – так, хохмы ради: «Неужели в Камышанке на такихзабойных машинешках по грибы ездят?» Она хохочет: «Ну да, по нашим улицам и натракторе не проедешь. Это не наш, – говорит, – это из Лесной, там чеготолько нет, даже вертолет». А еще, помню, удивился: Лесная – это вообще дичь иглушь, километров сколько-то в лес, туда даже дороги толковой нет, как, думаю,этот «Дюранго» проедет? Ну вот. Тачка съехала на берег и приостановилась. Шофервыскочил и побежал в магазинчик, а дверь открытую оставил. И когда мы проезжалимимо, я успел увидеть: сидит какой-то черномазый, а рядом с ним, голову ему наплечо положив, вроде Лёлька Нечаева из нашего подъезда. Я сначала думал:почудилось, а потом услышал, как ты у Герасимовны про «Дюранго» выспрашиваешь,и догадался…
– О чем ты догадался, гадина? – Дмитрийеще круче заломил ему руки, и изо рта Кабакова вырвалось одно сплошное рыдание:
– Пусти! Я подумал, она сбежала с хахалем, атебе не сказала, и матери тоже, и вы все думаете, будто с ней что-то случилось!Мы сначала решили просто так, наудачу схохмить, а тут клюнуло, да еще как! Ну,мы… да пусти руки! Пусти-и-и!!! – завизжал он.
– Эй, эй… – предостерегающе сказал Разумихин,и Дмитрий опомнился.
Чуть ослабил хватку, но не из проснувшейсяжалости: вдруг силы кончились. А что, если она и в самом деле просто-напростосбежала с другим? Нет, Лёля не поступила бы так с матерью! С ним – да, сколькоугодно, потому что они вроде бы расстались к тому времени. Но исчезнуть, не обмолвившисьМарине Алексеевне, – исключено.
– Не валяй дурака, – негромко сказалАндрей, и Дмитрий, вскинув голову, встретил его колючий взгляд. Удивительно:Андрей всегда видел его насквозь! Вот и сейчас понял, какая чушь вдруг полезлав голову. Дмитрий со стыдом отвел глаза.
– А как она выглядела, та девушка вмашине? – спросил Андрей.
– Ну я же говорю, точно как Лёлька Нечаева.Волосы белые, распущенные, маечка тоже белая такая…
– Что она делала?
– Ну, сказал же… – с нотками неудовольствияпроворчал Кабаков, похоже, приняв мягкость голоса Андрея за некоторую слабину.Просто поразительно, до чего быстро некоторые наглецы умеют адаптироваться кобстоятельствам! Впрочем, это прошло довольно быстро: стоило Дмитрию чутьповести руками, как голос Виталика зазвучал совершенно по-иному: – Она ничегоне делала, просто сидела в машине. Голову положила на плечо черномазому, глазабыли закрыты. Вроде бы как спала. Точно! Я еще удивился – спит, хотя у нихмузыка на всю катушку орала, если б я так включал, мне б соседи стены насквозьпробили.
– Спала… – многозначительно повторил Андрей.
В разговор вступил Разумихин:
– Что такое Лесная и почему там есть иномаркии вертолет?
– Не знаю, – торопливо сказалВиталик. – Гадом буду, не знаю! Деревушка какая-то, я в ней ни разу небыл. Слышал, будто там раньше база отдыха была, что ли, или турбаза. Не знаю,честное слово!
– Ничего, – сказал Андрей, успокаивающекивая Дмитрию. – На этих дебилах свет клином не сошелся. Как, ты сказал,называется деревня, в которой твоя тетка живет? Камышанка? Напротив Курмыша? Нучто ж, там мы все и узнаем.
– Пей, пей, – сказала баба Дуня,одобрительно кивая на стопочку. – Это же не водка, это божьи слезки. Что,думаешь, я сама пьяница и тебя спаиваю? Да нет уж, кто гонит, тот не пьет, акто пьет – не гонит.
Лёля улыбнулась, лениво хрумкая огурцом. Вотуже полдня она только и делала, что ела. Этот хмельной запах, неуловимовитавший в воздухе, мало того, что опьянял, – навевал аппетит. Вот Лёля ижевала, и дремала поочередно, а иногда делала то и другое одновременно.Какие-то вещи и впрямь могли бы ей только пригрезиться, она даже и вообразитьне могла, чтобы такое случалось наяву! Вот, например, смазывание головысливочным маслом перед тем, как причесать волосы… С другой стороны, этот колтуниначе не разодрать, как пояснила баба Дуня. Даже образовавшийся «бутерброд» онарасчесывала деревянным гребнем не меньше часу! Волосы у Лёли были тонкие,пышные, вьющиеся, а за те несколько суток, когда у нее не было расчески, онаокончательно утратила над ними власть. Иногда даже посещали страхи: не придетсяли стричься чуть не наголо? Конечно, главное – вернуться домой, ради этого нетолько с «девичьей красой» расстанешься, но как задумаешься, жалко этовеликолепие – предмет зависти всех Лёлиных подруг! Поэтому она покорно снесла исмазывание, и расчесывание. Кстати, больно почти не было. Уж не отсюда ливзялось выражение «как по маслу»?.. Потом Лёлина голова (вместе с телом) быланамыта в корыте – сначала взбитым яйцом, затем сполоснута загадочным щелоком,который оказался всего-навсего прокипяченной золой. Вообще, все это утро прошлов этнографических открытиях: мыться не в ванне, не в тазу даже, а в деревянномкорыте, воду греть не на печке, а в ней, и не в кастрюлях, а в чугунах…Впрочем, как поняла вскоре Лёля, происходило все это не потому, что баба Дунязадумала устроить у себя дома этакий музей народного быта, а из-за крайнейбедности.
Бабушка с внучком, похоже, еле-еле сводиликонцы с концами, а жили только произрастаниями собственного огорода и тем, чтодавала коровенка. Хотя у бабы Дуни имелся побочный заработок, и вроде бы не изплохих. Она была самогонщицей.
При этом слове в Лёлиной голове вдруг словнобы компьютерный «мастер подсказок» сработал: выскочила справка из Даля.«Самогон, – вспомнила она, – добыча зверя погоней охотника на ногах илыжах». Вот так-то! На ногах и лыжах, но не собаками и не верхом! Одним изсамых известных в истории самогонщиков был, между прочим, Пушкин.
Демонстрировать эрудицию Лёля, однако, нестала. Вряд ли баба Дуня поверит ей и Далю. Для нее куда более родным ипривычным было объяснение из словаря Ожегова: «Самогон – алкогольный напитоккустарного приготовления из хлеба».
