Книга Кейн Черный Нож - Мэтью Стовер

Но теперь даже несколько секунд казались опасным знаком: это сотрясение, а всякий, считающий, что сотрясение не требует лечения, слишком небрежно относится к жизни. Хотя это такая травма, которую можно пережить. Вы просыпаетесь с дикой головной болью, головокружением и тошнотой, общей слабостью и прочим дерьмом, нужен покой - или, скажем, хриллианское Исцеление - но вы это вытерпите. Почти всегда.

Когда же секунды растягиваются в минуты, вы уходите с территории головной боли в области, скажем, субдуральной гематомы (это милый способ сказать, что мозги кровоточат и оболочки их вздуваются). И уже не сможете вскочить и побить врагов. Здесь сам Бог бросает кости, решая, откроете ли вы вообще глаза; а если откроете, не угодите ли в кошмарный сон. Вот как я.

И это не метафора.

Иногда трудно решить, стоит ли постепенное пробуждение таких мук, или лучше навеки упасть в черную дыру, ведь вечный крик - это адски забавно.

По крайней мере, так было со мной.

Может потому, что мучительное пробуждение я испытал, лежа в мешке на спине сукиного сына, бодро куда-то спешащего.

Единственным способом грубо определить длительность беспамятства было - рассчитать, как быстро Маркхем мог дотащить мою содрогающуюся задницу от "Пратта и Красного Рога" к тележке рикши и подняться кругами по Шпилю, ведь он не желал столкнуться по дороге с другим бдительным хриллианцем.

Что, я еще не рассказал?

Оказывается, я не ошибся насчет группы поддержки Тихони. И даже насчет ее по-настоящему крепких нервов. Я ошибся в одном: что поддержка имела причины бояться дымных охотников.

Ну, ладно. Не единственная моя ошибка.

В некоторых делах я мыслю реально быстро. Например, как убить человека. А в некоторых мыслю вовсе не быстро. Например, когда догадываюсь, что боевики Феллера могли узнать о моем присутствии в отеле либо от Кайрендал и Тиркилда с компанией - что маловероятно - либо от, скажем, слишком-удачно-оказавшегося-в-переулке-напротив липканского паука, который сам меня туда и поселил.

Всю дорогу, пока играл роль мясной картофелины в мешке, я ничего не понимал. Лишь беспорядочные образы проносились по мокрой пемзе мозга: пустоши Бодекена, покрытые пшеницей и виноградниками, и делящая город река, и чистые мостовые, и белые дома - в сочетании с безголовыми огриллонами и красным огнем, что не давал света.

Почти ничего не помню о первой части посещения "Черного Камня". Наверное, кто-то стащил мешок, потому что помню, как кто-то сказал "благой боже, да помойте же его" и вскоре я стал мокрым, а в глаза сочилось нестерпимое сияние, и огни набухали в голове, так что я ощутил, будто кости черепа скрипят, начиная разделяться по зазубренным швам и знакомый далекий голос произнес с края колодца, в который я упал...

- Лорд Тарканен... вы ударили его слишком крепко...

Потом другой смутно знакомый голос - не Маркхема - вроде голос актера из кубика Приключений, который я смотрел в детстве, всегда имел хорошую память на голоса...

... или недостаточно хорошую? - Не вы ли прежде практиковали некромантию, Саймон Феллер? Призрак ответит честно, тогда как живой может и соврать...

Тут я попытался засмеяться, знаете ли, хорошая шутка, но уверен, что лишь жалобно застонал.

- Нет нет нет он должен жить - мои приказы - исцеление - давайте же...

- Нет. - Голос Маркхема. Я даже различил во вселенской серой дымке строгое облако. - Рана получена не в битве. Любовь Хрила ему не поможет.

Круглое бледное пятно в дымке начало превращаться в лицо.

- Майклсон? Майклсон, вы можете меня понять? Знаете, где вы? Кейн, поговори со мной.

Помню, тут я попытался ответить.

"Мертв", пытался я сказал. "Ты мертв".

- Саймон Феллер, - вмешался другой голос, не Маркхема. - Он бредит. Дайте ему умереть. Если он выживет, мы все пожалеем. Знаю по личному горькому опыту.

Тут я снова попытался засмеяться. Если бы я мог. Почему-то мысль "сколь многие могли бы сказать так же" казалась дико смешной.

- Это не ко мне, - отозвалось мутное лицо. - И не вам решать. Передадим в том же виде, в каком получили. Пусть договариваются о чем хотят, если помрет, их проблема.

- Целительная магия артан сильнее Хриловой?

- Просто... э, разная. Ну, зовите их.

Мутное лицо склонилось ближе и новые детали попали в фокус: серые прилизанные остатки волос, заостренная бородка цвета соли-с-перцем, слабая челюсть...

Это был Рабебел.

- Майклсон - может, ты не слышишь, но знай - ты всегда всё принимал на личный счет, но это просто бизнес. Точно. Я давно перестал тебя ненавидеть. Просто бизнес.

- Мертв... - В этот раз я ухитрился выдавить слова через зубы, не оставив кататься по раненому черепу. - Ты покойник...

- Вот: не может пошевелиться, едва говорит, а угрожает...

- Это не угроза. - Мертвец отступил, став пятном, потом тучкой. - Сейчас для него это простой факт.

И, прежде чем я смог призвать остатки здравого смысла из покореженного мозга, дела стали еще чудесатее.

- В соответствии с договором между нашими народами, - проговорил Маркхем, - я передаю беглеца в ваши руки и под вашу ответственность.

И две новые тени появились в поле моего зрения. Когда они склонились забрать меня, у обоих оказались нечеловеческие круглые головы с тошнотно знакомыми гримасами, какие можно увидеть в кривых зеркалах.

То было мое лицо.

Я узнал себя. Их. Я же вырос в рабочих трущобах Сан-Франциско. Социальную полицию не узнал бы лишь тот рабочий, что уже шесть дней как мертв.

- Администратор Хэри Майклсон. - Электронный скремблер в зеркальном шлеме социка не работал в физических константах Дома, голос был такой, будто он рукой зажал себе рот. - Вы арестованы по обвинению в злостном насильственном контакте с представителем высшей касты, а именно в убийстве праздножителя Маркуса Энтони Вило.

Знаете, это забавно...

Жизнь всегда умела вонзить мне нож в глаз в самое подходящее время.

Передача в лапы социальной полиции - это был тупой нож. Ржавый. Зазубренный. Полагаю, мне повезло.

Он вошел в левую глазницу и начал пилить синусы, пока скрип ржавой зазубренной метафорической стали по метафорической кости не поднял меня над личным горизонтом событий; и, хотя я не имел малейшего ключа к догадке, что происходит и где, сквозь боль и общее смятение смутно осознал, что ситуация нехороша для моего непосредственного будущего.

И подумал: "Ни хрена. Будем бороться".

Кажется необычным решением со стороны полубесчувственного мужчины средних лет, голого и с переломом черепа, связанного по рукам и ногам несокрушимыми высокотехнологичными оковами соцполиции. Но я уважаю правило большого пальца, я его практиковал очень давно - еще когда был полудиким пацаном на улицах района Миссии - и оно стало твердым как проволока инстинктом.