Книга Язык его пропавшей жены - Александр Трапезников

— Что именно?

— Ну-у, отъезд. Вы же все завтра утром в Москву уезжаете?

— Кто сказал?

— Вадим ваш.

— Я, честно говоря, тоже думаю, что нам здесь больше делать нечего, — вступил в разговор Гаршин. — Это как затягивать петлю на шее. Причем добровольно. Ты сам позже поймешь, что так лучше. Нет, этот день мы здесь еще проведем, Ирину Сажэ, конечно же, отыщем, но это будет последним в нашей юрьевецкой саге. А насчет прощального банкета ты, Люся, здорово придумала. Есть что отпраздновать. Хотя бы возвращение в город Иерусалимской иконы.

— И ты, Марк, туда же? — произнес Велемир. — Что же получается? Записка от погибшей жены так и останется для меня тайной?

Гаршин развел руками:

— Выходит, что так. Но с тайной, поверь мне, как опытному сыщику, жить всегда интереснее. Она не дает тебе безмятежно и уныло существовать, постоянно тормошит, подбрасывает все новые и новые идеи, ведет к цели, будит ум и заставляет его работать. А что еще надо человеку, чтобы не превратиться обратно в обезьяну, или того хуже — в растение?

— Возможно, ты прав. Тогда, Люся, составляй список приглашенных. Банкет я оплачиваю. Но Ирину Сажэ надо немедленно найти. Это как бы моя последняя просьба перед повешением.

Они поднялись в номер, чтобы обсудить план дальнейших действий. Никто отсюда так и не расходился. Чай пили. А Иван с Вадимом еще и играли в шахматы. Быстро оценив позицию на доске, Толбуев произнес:

— Юриспруденция ныне не в чести. Сама себя уловила. А потому, что страшно далека она от народа.

— Просто я фигуру зевнул, — отозвался Вадим. — Случайно. Нашли вашу Ирину?

— Пока нет.

— А я вам скажу почему. Это та самая Эмилия Сажэ, о которой вы нам рассказывали четыре дня назад на своей квартире. Которая могла появляться в нескольких местах одновременно. А потом уехала из Лифляндии в глубинку России. Теперь я понимаю — куда? В Юрьевец. Так что ищите-ищите. Это бесполезно.

— Давайте, господа, разделимся на три группы, — предложил Гаршин. — И прочешем весь город. И если это та Ирина, о которой думает Велемир, то в каждой группе должен быть человек, который ее знал. Я вот достаточно хорошо ее помню, мы с ней даже были свидетелями на свадьбе Лены и Вели. Поэтому возглавлю первую группу. Сам Велемир — вторую. Ну а третью, если никто не возражает, Катерина. Она тут все ходы и выходы знает.

Толбуев достал портмоне, вынул из отделения фотографию жены и протянул ей.

— Сестра была похожа на Лену, так что не ошибешься. А в помощники кого определим?

— Я с вами хочу пойти, — сказала Марина.

— Мне с кузеном удобнее, — решила Катя.

— Ну а сын тогда достанется мне, как и положено, — подытожил Гаршин. — Почти все — родственные пары. И учтите, вечером у нас прощальный ужин, и мы должны вовсю постараться, чтобы отыскать наконец эту таинственную особу. А теперь — за дело.

Выйдя из гостиницы, они по двое разошлись в разные стороны. Первым от этого наваждения очнулся Вадим. Не пройдя и несколько десятков метров, он насмешливо сказал Катерине:

— Ты всерьез думаешь, что я стану гоняться за призраками? Не тому меня учили на юридическом факультете. Пошли в кафе, поговорим лучше о тебе.

— Но…

— Не спорь.

Выбрав столик и заказав прохладный лимонад с мороженым, Вадим продолжил:

— Мама говорила мне, что тебе надо перебираться в Москву. С обустройством мы поможем, с работой тоже. Ты же девушка умная, у тебя профессия, а экскурсоводы там нужны. Чего ты здесь прозябаешь? У нас есть клиент из Оружейной палаты, мамин приятель. Подучишься немного, и станешь гостей столицы по залам водить, о шапке Мономаха рассказывать. Это же классный шанс. Второго такого не будет. Совсем другая жизнь начнется, увидишь. Как?

— Не знаю, — честно ответила Катя, помолчав. — Неожиданно как-то.

— А инвалида твоего в какой-нибудь хоспис сдадим, — добавил Вадим. — Там ему лучше будет. Чем с этим эпилептиком водяру жрать. Того надо вообще в институт Бехтерева отправить, для опытов над мозгом. А инвалид может и по вагонам метро в коляске ездить. Тоже прибыток. А то вообще усыпим, к чертям собачьим.

— Иногда ты совсем полную чушь несешь! Почему такой циник?

— Жизнь такая. В Москве добреньким быть нельзя. Затопчут. Так как?

— Во-первых, инвалид мне не муж. У нас фиктивный брак. Он еще со школы за мной бегал. А когда вернулся с войны в коляске, я и пожалела.

— Тем более. Мне развести — раз плюнуть. Я даже Велемира нашего с его покойной женой сейчас развожу по разные стороны баррикад, — похвастался кузен. — Думай, сестра, думай.

Катя задумалась, потом ответила:

— А меня ведь и Иван в Москву зовет.

— Ну что же. Он парень видный. Соглашайся. Только работа у него больно опасная. Того и гляди самого пристрелят. Вдовой останешься.

— Да я вообще не хочу никуда из Юрьевца уезжать!

— А тут что, медом намазано?

Катерина надолго замолчала, не зная, что еще сказать брату, чтобы он понял.

А Гаршины в это время сидели в другом летнем кафе. Перед ними на столике стояли две кружки темного пива.

— …Я ведь нарочно сказал, что мы поисками этой Ирины Сажэ займемся, чтобы только Велемир успокоился, а то он совсем с ума сходит, — говорил отец. — Достаточно и того, что случилось прошлой ночью. Не знаю даже, что с ним и делать. Как отвлечь от навязчивой идеи?

— Есть хороший способ: влюбиться заново, — ответил сын.

— Возможно. Но Лену из его головы не выбросишь. Она как кол в мозгу. А ведь все совсем не так просто, как ты думаешь.

— Я, папа, об этом совсем не думаю. Это не мое дело. Ты же знаешь, я никогда не лезу с ботинками в чужую душу. Я тело охраняю. Для того меня олигархи и нанимают… А почему ты говоришь, что не просто? — все-таки не выдержав и противореча своим словам, спросил он.

— Мне звонил из Владикавказа Родион. Он докопался до истины. И она еще хуже, чем все мы предполагали.

— А что может быть хуже смерти?

— Даже тебе сказать не могу, не говоря уж о Велемире.

И Гаршин тоже, как и Катерина в соседнем кафе через улочку, надолго замолчал, не зная, что еще добавить.

И только сам Велемир Радомирович с Мариной и Альмой старательно занимались поисками, обходя все достопримечательные места Юрьевца. Вернее, девушка только делала вид, что заинтересована в том же, что и Толбуев, но думала о своем. Потом, не выдержав, наконец сказала:

— Давайте хоть передохнем на лавочке.

— Пожалуй, — согласился он.

Они находились в шумящем зеленой листвой парке. Многовековые дубы помнили, наверное, еще времена князя Андрея Боголюбского. А покрытые мхом камни были вообще свидетелями ледникового периода, не иначе. Но главные приметы прошлого сохранялись в прогуливающихся по парку людях. В их лицах таились и радость, и печаль, и надежда, и много другое, невысказанное и необъяснимое. Как и в глазах Марины сейчас.