Книга Мой домовой — сводник - Ольга Горышина

— Не нравятся тапки? — он тоже злился на себя, меня и ситуацию, и голос ходил ходуном, как от сквозняка… Сквозняка в его голове. И в моей, наверное, тоже. — Иди босиком. Здесь чисто. Я тоже буду в носках.

Он протянул руки и почти рванул с меня плащ — какое счастье, что я не подумала застегнуться на все пуговицы, выходя из дома Костровой.

— Не смотри, что тут есть… Этот ремонт еще от прежних хозяев. Все можно снести к чертовой матери. Вплоть до стен, хотя здесь и так довольно большие комнаты, исключение — прихожая, так что одну стену мы точно сломаем. Надо будет пригласить архитектора для уточнения несущих конструкций, но здесь явно как-то

— может, с помощью стеллажей возможно добиться открытого пространства, — тараторил он без остановки, не двигаясь с места. — Ну ты идешь наконец?

Я сделала шаг. Один, второй… Комната большая и светлая… Окна под высоченный потолок.

— Здесь все равно придется ставить лампы дневного света, так что можно на окна налепить из пленки веселенькие витражи…

— Витя, — я наконец поймала его взгляд. — Это твоя квартира. Ты здесь живешь…

Он вскинул голову и стал еще выше. Словно нарочно желал, чтобы я задрала голову и почувствовала себя рядом с ним маленькой девочкой.

— Это моя квартира. Но я здесь не живу. И собственно никогда не жил в том смысле, который вкладывают люди в это понятие. Приходил ночевать. Иногда. Не более того. Ты же видишь, что она нежилая.

Нет, этого я не видела. Ни пылинки. Чистота. Я даже провела рукой по подоконнику, подле которого мы стояли. Пусть Витенька не думает, что я полная дура. И он так не думал:

— Я жил здесь последние две недели. И здесь да, регулярно убирают. На тот случай, если мне негде будет ночевать. Что ты так на меня смотришь? Из-за офисов внизу, уверен, легко будет оформить это помещение под школу. В крайнем случае, можем пойти как домашний детский сад… — он тряхнул головой. — Я просто не разбираюсь в этих тонкостях. На это есть специалисты. Они все сделают. Место хорошее. До метро пять минут. Это и для подростков хорошо, если утром ты сделаешь группы для малышей, а вечером продолжишь учить школьников…

— Витя…

— Что Витя?

Я действительно сделала слишком длинную паузу, подбирая подходящие слова, но никакие не подходили.

— Ты хочешь, чтобы я заткнулся? Я говорю что-то не то? — он оперся рукой о подоконник, чтобы стать чуть ниже ростом и оказаться со мной лицом к лицу. — Тогда не перебивай, а задавай вопросы. Я на любой отвечу.

— Зачем ты это делаешь?

— Что делаю?

— Это твоя квартира. Она тоже недалеко от садика, школы и твоего офиса. Зачем ты выгоняешь мать?

— Я никого не выгоняю, — прорычал Виктор. — Я возвращаюсь в свою квартиру, которую вылизал восемь лет назад. Я вбухал в ремонт столько, сколько, наверное, не стоила сама квартира, когда Костров ее покупал. Я делал ее для себя, понятно? А не для собачки по имени Ричи.

— Там живет твоя мать…

— И что? — продолжал рычать он. — Это не ее квартира. Ту, где они жили, забрали за долги. Эта квартира осталась у нас лишь потому, что Костров раскидывал имущество по кому только мог. Эту он записал на меня. И учитывая, что я вытащил со дна фирму и первую семью Кострова, я оплатил эту квартиру сполна. И мать это прекрасно знает, и вчера она закатила скандал на ровном месте.

— Но ты соврал ей про эту квартиру…

— Я ничего не врал, моя дорогая. У меня этой квартиры больше нет. Она есть у тебя, дело только за документами, а они у нас скоро будут. Это твое помещение — сумеешь сделать из него бизнес, я буду аплодировать тебе стоя. А нет, всегда можно ее продать, чтобы покрыть часть расходов. Пожалуйста, хоть ты не впадай в истерию с квартирным вопросом. У нас вообще вопроса такого не стоит. У нас у каждого по квартире. Чего еще надо?

Я отвернулась к окну, даже присела на подоконник, чтобы видеть машины и людей: все суета сует, а вот это реальная жизнь. Внутри коробки. Какая-то странная, но жизнь.

Виктор продолжал стоять рядом, не прикасаясь ко мне. И ничего не говоря.

— Ты действительно хочешь здесь школу? — наконец не выдержала я тишины. — Потому что я могу спокойно преподавать в библиотеке. У меня нет амбиций.

— Амбиции есть у меня, — теперь он положил руку мне на плечо. — Амбиции в отношении моей жены. Я не хочу видеть ее в библиотеке. Даже если эта библиотека будет самой крутой в городе. Я не хочу, чтобы она работала на кого-то, даже если сама будет уверена, что работает на себя. Не хочу. Это для тебя недостаточное объяснение, почему я отдаю тебе квартиру и спонсирую развитие школы?

Я снова отвернулась, но в этот раз его рука остановила меня. Он стиснул пальцами мне подбородок.

— Ира, раз и навсегда. Моя жена не будет работать. А если будет, то на себя. Тэ. Чэ. Ка. Понятно, кошка?

Но я чувствовала себя псом Шариком или, скорее, Шариковым — мне в голову упрямо запихивали чужой мозг.

— Витя, у меня тоже есть амбиции: да, я не зарабатывала много даже по обычным питерским рамкам. Но я и не вкапывала от зари до зари. Как-то все шло само собой. Я захотела группу малышей, она появилась. Захотела преподавать школьникам — они пришли и уже который год со мной. Они почти мне семья. Я слишком много о них знаю. И сейчас я чувствую, будто предаю их веру. Вот возьму и уйду, а они останутся ни с чем…

— Ирочка, — Виктор вдруг протянул ко мне руки и, прежде чем я что-то сообразила, усадил к себе на колени и прижал голову к груди, точно успокаивал ребенка. — Ты взрослая-взрослая, а временами такая… — он проглотил слово "дура", которое явно собирался произнести, но я все равно дернулась, желая высвободиться, но он только усилил объятия. — Глупая, — в голос его вернулись смешки, — в плане бизнеса. За хорошими учителями ученики бегут на край света. Если ты веришь в то, что они тебя ценят, бояться нечего…

— Витя, я уверена, что ты назначишь цену, которую большинство из них не потянут, как и дорогу…

— Я ничего не буду назначать. Я даже нос сюда совать не буду. Даже ключи все тебе отдам на всякий случай и буду приходить только по твоему звонку. Но меценатство до добра еще никого не доводило. Люди не ценят хорошего к ним отношения, они любят халяву, а этого не будет. Не будет, потому что ты обязана ценить свой труд и люди обязаны понимать, что они платят намного меньше того, что приобретают. Ира, ну что ты так напряглась? Ну посмотри на это с другой стороны, — Виктор отстранил меня, чтобы я действительно видела его глаза. — Люди переезжают в другой район, меняют школы, меняют работы, иногда даже друзей, потому что у нас в порядке вещей в одном городе не видеться годами, потому что далеко, — с еще большим смешком подытожил Виктор.

Я молчала, я не могла ничего сказать. Ничего путного.

— Ира, сделай для старых учеников скидку. Ну, процентов пятнадцать плюс к бесплатному месяцу для всех. Ира… Я не люблю у тебя таких ведьминских глаз. Посмотри на ситуацию с точки зрения учителя: ты радуешься, когда твои ученики растут. Почему же твоих учеников не должен обрадовать тот факт, что вырос их учитель? Да, человек думает лишь о том, что сам потерял… Так что думай о том, что ты приобретаешь. Пусть те ученики и их родители радуются, что у них была возможность учиться у тебя. Дай эту возможность другим, а на твое место придет новый учитель английского, который еще не дорос до собственной школы, но будет пожинать плоды твоего труда, забрав готовые группы. Все движется, все изменяется… И время бежит, а я не показал тебе всей квартиры. И если просидишь у меня на коленях еще лишнюю секунду, и не покажу…