Книга Спиноза - Петр Люкимсон

Для понимания философии Спинозы чрезвычайно важно, что он в этом письме повторяет, что суть его мировоззрения заключается в отказе «смешивать божескую природу с человеческой» и приписывать Богу такие человеческие атрибуты, как воля, разум, внимание, слух и т. д.».

В то же время мир, по Спинозе, «есть необходимое следствие Божественной природы» и потому «не произошел случайно».

Далее он один за другим разбивает доводы Бокселя и предельно ясно заявляет, что «Ваше основание (которое состоит в том, что как тело может существовать без души, так и душа — без тела) равным образом кажется мне абсурдом».

«Скажите, пожалуйста, — продолжает Спиноза, — не будет ли в такой же мере правдоподобно заключение о существовании памяти, слуха, зрения и т. п. без тела на том основании, что есть тела, не имеющие памяти, слуха и зрения, или заключение о существовании шара без круга на основании того, что существует круг без шара?»

В заключительной части письма Спиноза вновь отвергает все доводы Бокселя и настаивает на том, что он так и не смог предоставить ему реальные доказательства существования духов и привидений, но заметим, что отвергает их так же совершенно огульно и бездоказательно:

«Таким образом, оставляя без внимания этот аргумент и все остальное, я заключаю, что эти и им подобные основания никого не могут убедить в том, что существуют привидения или духи всевозможных видов, — разве только тех, кто, зажимая свои уши перед разумом (интеллектом), отдается во власть суеверию, которое настолько враждебно правильному разуму (рассудку — Ratio), что для унижения авторитета философов готово верить всяким сказкам старых баб.

Что касается относящихся ко всему этому рассказов, то, как я уже сказал в первом моем письме, я отрицаю целиком не самые рассказы, но выводимое из них заключение. К этому можно добавить, что я не считаю эти истории настолько заслуживающими доверия, чтобы не подвергать сомнению многие подробности, которые зачастую прибавляются более для красного словца, чем для того, чтобы лучше обосновать истинность данной истории или того заключения, которое хотят из нее вывести. Я надеялся, что из столь многочисленных историй Вы укажете хотя бы одну или две, относительно которых можно было бы менее всего сомневаться и которые бы яснее всего доказывали существование духов или привидений. Но то, что упомянутый Вами бургомистр желает заключить о существовании привидений на том основании, что он слышал ночью шум в пивоварне своей матери, подобный тому шуму, какой он привык слышать днем, кажется мне достойным смеха. Было бы слишком долгим [делом] разбирать здесь все истории, написанные об этом вздоре»[224].

Боксель на это довольно резонно отмечает, что позиция Спинозы, основанная просто на огульном отрицании свидетельства существования духовных сущностей, по меньшей мере столь же бездоказательна, как и позиция тех, кто отстаивает реальность существования духов:

«Для доказательства того, что в мире существуют духи, Вы требуете демонстративных (наглядных) доказательств. Такого рода доказательств в мире немного, и все они, за исключением математических, не настолько точны, как мы этого желали бы. Поэтому мы довольствуемся вероятными и правдоподобными предположениями. Если бы доводы, которыми мы что-нибудь доказываем, были настоящими доказательствами, то разве только глупцы или упрямцы могли бы противоречить им. Но в том-то и дело, дорогой друг, что мы не столь счастливы в этом отношении. В жизни мы не особенно точны, в значительной мере руководствуемся простыми предположениями и за недостатком доказательств принимаем в своих рассуждениях то, что является лишь вероятным…

Не защитники, а противники существования духов высказывают недоверие к философам, потому что все философы, как древние, так и новые, разделяют убеждение в существовании духов. Об этом свидетельствует Плутарх в своих трактатах о воззрениях философов и о демоне Сократа. О том же свидетельствуют стоики, пифагорейцы, платоники, перипатетики, а также Эмпедокл, Максим Тирский, Апулей и другие. Из новых писателей также никто не отрицает привидений. Итак, отвергайте столь многочисленных мудрых свидетелей, своими собственными глазами видевших и ушами слышавших то, о чем они пишут, отвергайте столь многочисленных философов и историков, рассказывающих об этом, утверждайте, что все они — глупцы, заодно с толпою, и безумцы, хотя Ваши-то ответы совсем неубедительны и даже абсурдны и зачастую не затрагивают основного предмета нашего спора, и Вы не даете ни одного доказательства, которое бы подкрепило Ваше мнение»[225].

Не менее интересно и высказанное в этом же письме замечание Гуго Бокселя о том, что лишая Бога воли и свободы выбора, он вместо «бесконечно совершенного существа» «изобретает чудовище». Это опять-таки мнение обывателя, а не философа, но оно чрезвычайно показательно.

И Спиноза, прекрасно понимая, что стоит с Бокселем по разные стороны философских баррикад, тем не менее отвечает ему, и мы приведем довольно пространные отрывки из этого ответа, так как они опять-таки крайне важны для понимания его философии и восприятия мира:

«…Вы говорите, что если я отрицаю относительно Бога акты зрения, слуха, внимания… и т. п. и не признаю, что они эминентно существуют в Боге, то Вам непонятно, каким я представляю себе Бога. Это заставляет меня подозревать, что, по Вашему мнению, нет большего совершенства, чем то, которое может быть выражено этими атрибутами. Этому я не удивляюсь, ибо я думаю, что если бы треугольник имел дар слова, то он таким же образом сказал бы, что Бог в эминентном смысле треуголен, а круг сказал бы, что Божественная природа эминентным образом кругла. И подобным образом любая вещь приписывала бы Богу свои собственные атрибуты и делала бы себя похожей на Бога, причем все остальное казалось бы ей безобразным…

На Ваш вопрос, имею ли я о Боге столь же ясную идею, как о треугольнике, я отвечаю утвердительно. Вы меня спросите, имею ли я о Боге столь же ясное образное представление (imago), как о треугольнике, то я отвечу отрицательно, ибо Бога мы не можем представлять образно (imaginari), но зато можем понимать (intelligere). Здесь следует также заметить, что я не говорю, что я познаю бога целиком и полностью (omnino), но говорю, что я постигаю некоторые из его атрибутов (не все и даже не большую часть), причем несомненно, что незнание большинства их не препятствует тому, чтобы иметь знание о некоторых из них. Когда я изучал «Элементы» Эвклида, то я сперва узнал, что три угла треугольника равняются двум прямым, и это свойство треугольника было мне вполне ясно, хотя я и не знал многих других его свойств. Что касается духов и привидений, то до сих пор я не слыхал о них ни одного удобопонятного свойства, а слышу одни только фантазии, которых никто не может понять. Когда Вы говорите, что духи или привидения, находящиеся ниже (следую Вашему способу выражения, хотя я не понимаю, почему материя, находящаяся ниже, хуже материи, находящейся выше), состоят из нежнейшей, разреженнейшей и тончайшей субстанции, то мне кажется, что Вы говорите не то о паутине, не то о воздухе или парах. Сказать, что они невидимы, на мой взгляд, равносильно указанию на то, чем они не являются, а не указанию того, что они такое; если только Вы, быть может, не хотите этим намекнуть на то, что они по произволу делают себя то видимыми, то невидимыми и что воображение не встретит никакого затруднения в [представлении] такого рода невозможных вещей, как и в [представлении] других невозможностей.